Родриго Кортес - Садовник

— А ну, стоять! — рявкнул полковник, и конвойные мгновенно остановились — прямо в проходе.

Диего тяжело подошел к Мигелю и, стиснув зубы, процедил:

— Я тебя два дня по всему городу искал! Лучших врачей привез… Но иногда приказы перевираются, даже мои…

Мигель посмотрел в глаза бывшего товарища и вдруг поверил.

— Слушай меня, Диего. Садовник Эстебан на свободе, и он еще кое-кого похоронит, не только этого козла Пабло. Отпусти меня, Диего…

Полковник скрипнул зубами, на секунду отвел глаза в сторону и отрицательно замотал головой.

— Не проси…

— Там девчонка осталась, Диего… — умоляюще произнес Мигель. — Ты же помнишь маленькую Долорес?

Полковник насупился и отошел к столу. Конвойные ждали.

— Сбежишь ведь… — тихо, не глядя Мигелю в глаза, проронил полковник и вдруг обреченно махнул рукой. — Черт с тобой! Отпустите его…

К усадьбе семьи Эсперанса Мигель почти бежал. Задыхаясь от простреливающей тело боли и через каждые двадцать метров останавливаясь, чтобы отдышаться, он пересек опустевший город, затем дощатый разбитый мост через реку, взобрался на холм и ворвался в калитку.

— Долорес! Сеньора Долорес! Вы здесь?!

Никто не отвечал.

Мигель, хромая, взбежал по лестнице на террасу, толкнул дверь, понял, что она закрыта, и что есть силы замолотил в нее кулаком.

— Долорес! Вы здесь?!

Дом ответил молчанием.

Мигель спустился по лестнице, стремительно пробежал к флигелю, ворвался внутрь и испугался еще больше: флигель был пуст. И тогда он повернулся лицом к саду и заорал что было мочи:

— Долорес! Где вы-ы-ы?!

— И незачем так кричать… — громко произнесли из кустов напротив. — Идите сюда, лейтенант…

Мигель помчался на голос. Раздвинул кусты и с облегчением вздохнул.

— Слава богу! Вы живы… Но почему же вы не откликались?

Девушка печально улыбнулась.

— Я слышала, как вы кричали, но здесь так хорошо… уютно… совершенно не хотелось никуда выходить. — Она вздохнула, бросила случайный взгляд на дом и флигель и вдруг как очнулась. — Ой, господин лейтенант, а вы нашли Пабло?

— Пока нет, — мотнул головой Мигель и опустился на траву. — Извините, я немного отдышусь, а потом и поговорим…

Мигель проговорил с Долорес больше трех часов, и девушка с тревогой и нескрываемым интересом выслушала все его версии по поводу Себастьяна Хосе Эстебана, но покинуть усадьбу отказалась наотрез.

— Доктор Фрейд — это, конечно, интересно, — покачала она головой, — но для меня Себастьян скорее защита, чем угроза. Или вы уже забыли, как он меня спас?

— Ничего я не забыл! — горячась, принялся объяснять Мигель. — Но я убежден, что Фрейд прав, и у Эстебана есть какая-то сверхцель, и вы в ней — только средство! И не забудьте, что он все-таки мужчина!

Долорес густо покраснела.

— Я не знаю, что вы имеете в виду, но Себастьяна я знаю с десяти лет, и ни разу — вы слышите? — ни разу он не повел себя не только недостойно, но даже навязчиво! Я его даже не вижу в последнее время! Просто знаю, что он здесь, и все!

— Это меня и беспокоит, — покачал головой Мигель. — У него определенно наступает какая-то новая фаза, и вам здесь оставаться опасно.

— Это в городе мне опасно, — решительно покачала головой Долорес. — А здесь я дома. И вообще, хватит об этом! Беспокойтесь о ком-нибудь другом! А я ваших сказок наслушалась!

— Я этим делом девятый год занимаюсь, — уже раздражаясь, начал Мигель, — и это не сказки, а вполне реальная угроза…

Долорес упрямо поджала губы:

— Извольте покинуть дом, сеньор Санчес.

Мигель яростно и недовольно цокнул языком, с трудом поднялся с газона, оглядел окружающий их со всех сторон сюрреалистический ландшафт и решительно покачал головой.

— Никуда я отсюда не уйду, сеньорита Долорес. Он, может, и сейчас за нами наблюдает… А потому делайте что хотите, а я вас одну с ним не оставлю.

Мигель беспокоился напрасно. О том, что полицейский нарушил все правила приличия и бесстыдно остался под одной крышей с юной незамужней сеньоритой Долорес, Себастьян не знал. Изрезанный многократно использованной и даже толком не отмытой от присохшей крови десятков других людей навахой, с жуткими гноящимися ранами, распухшим лицом и заплывшими глазами, он лежал на участке сеньора Пабло неподалеку от пруда, и впервые за много лет у него не было сил не то чтобы наблюдать за кем-то — даже подняться.

Временами он видел старую сеньору Долорес, временами ему грезились круги бытия — точь-в-точь как на той картинке из господской Библии, а временами — созданный им сад.

Ему удалось практически все, и поэтому он улыбался. Его сад изумительным образом перекликался с идеей созданных господом девяти небесных сфер.

Первая, самая высокая, просторная и пока еще свободная сфера принадлежала самой прекрасной женщине дома — юной сеньорите Долорес.

Вторая, не менее красивая и значительная, заполненная розами сфера была занята старой сеньорой Долорес Эсперанса.

В третьей сфере любовалась печальными ирисами над прозрачным ручьем сеньора Тереса.

В четвертой среди маргариток, апельсиновых деревьев и ярких причудливых монстер наслаждалась покоем сеньора Лусия.

В пятой в окружении армии молодых оливковых деревьев и во главе своего немалого войска сидел старый полковник.

В шестой — лавровой, миндальной и тминной — отдыхал от трудов пышноусый и вальяжный капитан Гарсиа.

В седьмой, залитой солнцем, ждал, когда ему вернут его платаны, сеньор Сесил.

Восьмая — среди каскада великолепных, обсаженных магнолией и миндалем прудов, — как и первая, пока еще была пустой и только ждала, когда Себастьян сумеет встать на ноги, вытащит сеньора Пабло из бочки и вернет своему молодому господину то, что принадлежит ему по праву.

И только девятой райской сферы — для себя — Себастьян нигде не видел.

Себастьян старался этого не замечать, но, увы, не мог скрыть от себя того факта, что для него места в этом саду так и не создано. Он, казалось, знающий о людях все, так и не сумел познать самого себя.

А потом по всему его телу пошли багровые чирьи, и в грезах его начали появляться еще два покойника — лже-Иисус Энрике и отец. Они плавали в глубоких дубовых бочках, медленно поводя руками и постоянно делая призывные жесты и показывая выбеленными винным спиртом пальцами в сторону третьей бочки. Намек был прозрачен: твоя сфера здесь, вместо Пабло. И тогда Себастьян начинал метаться и кричать, пытаясь вынырнуть из небытия, потому что даже телесная боль реальности не могла сравниться с этим потусторонним ужасом.

Впрочем, случались у Себастьяна и часы просветления, и, когда он выискивал в себе силы вынырнуть из небытия, чтобы напиться из пруда, его грезы на какое-то время становились легкими и светлыми. И тогда он видел себя и сеньориту Долорес безо всякой одежды и в совершенном одиночестве и начинал догадываться, что им двоим и не суждено жить в четко поделенном на девять равных частей Эдеме, потому что господь назначил им, как некогда Адаму и Еве, быть посеянными в новую землю, чтобы начать новое человечество.