Маргарита Ардо - Новая жизнь Нефертити

Среди отправленных Лембиту фото я нашла рыцарей с саркофагом. Всё-таки он был очень похож на тот, что я видела в зале. А ведь именно тамплиеры привезли тайны египетских мистерий в Европу!

Вопросы сыпались, мучили, будоражили. Зачем всё это? И если отбросить съёмки клипа, который внезапно показался совсем не главным в затее мадам Беттарид, хотелось выяснить, зачем ей понадобилась Нефертити, если она вместе с Эхнатоном не поклонялись множественным богам Древнего Египта, которых почитают масоны Египетского Устава? Пара реформаторов на престоле запретили Божественную Девятерицу и все её символические проявления, которыми Египет был пронизан больше, чем мы можем себе представить. Отвергли всех, ту же Исиду с Осирисом, предложив людям просто солнце и Бога, который существует везде и во всём. Эхнатон и Нефертити перевернули буквально Землю и Небо в понимании своих соотечественников, потому и не прожили долго. До сих пор не известно, умерли ли они своей смертью, скорей всего нет…

Тем более странно, что выбор тех, кто проводит ритуалы здесь, пал именно на образы неугодных фараонов. В прошлые жизни я по-прежнему не верю, точнее отношусь к ним оговорками. Но в смутно вырисовывающейся картине в моей голове Нефертити с Эхнатоном были явно лишними. Они всегда были лишними, особенно в глазах жрецов. А мы с Финном? Почему мы снова вместе сейчас и здесь?

А что если нам обоим грозит опасность?!

Далеко за полночь я всё-таки выключилась в своей кровати, обложенная блокнотами, ручками и разрядившимся телефоном.

Проснулась от жутковатого чувства присутствия. Увидев густую тень в кресле, подскочила, сбросив на пол блокнот. Перед кроватью сидел Финн. Луна и фонари с улицы освещали вполне достаточно, чтобы рассмотреть его страдальческое лицо.

— Ты испугал меня! Что ты здесь делаешь?! — воскликнула я.

— Прости, — почти шёпотом ответил он, похожий на привидение, и облизнул губы. — Просто мне кажется, что я больше тебя не увижу. А я не могу. Не смотреть.

Я натянула на себя простыню, не зная, что и думать. Сердце защемило, расщеплённое по волокнам на боль, страх и саднящее, с привкусом позднего яблока чувство раненой предательством любви.

— Как ты вошёл?! Я заперлась.

— У меня есть ключ. Всегда был.

Я съехидничала, потеряв чувство самосохранения:

— А Нэтели уже тебя отпустила?

Финн вздохнул и посмотрел на меня так, словно я выкручиваю ему жилы.

— Я говорил тебе, что между мной и Нэтели нет ничего. Ничего серьёзного.

— Тебе не кажется, что это две абсолютно разные категории?! — вспыхнула я.

Мой умерший телефон съехал по простыне и грохнулся об пол. Я потянулась было за ним, но тут же выпрямилась напряженно, потому что Финн встал и прошёлся по комнате. Остановился, как вкопанный.

— Чтоб ты знала, — резко сказал он. — Наташа выходит замуж. Она переехала к своему жениху. Между нами сейчас нет ничего. Было. Давно. То что ты видела, не больше, чем шуточки на уровне нашей группы. Мы только друзья.

Я не нашлась, что ответить: новая версия ударила меня по затылку пыльным мешком. Финн нервно вскинул подбородок.

— И вообще, Дамира, тебе не кажется, что обвинять меня во всех смертных грехах просто потому, что я качественно выполняю свою работу — это слишком?!

— Ты так это называешь? — удивилась я.

— Да, так! Я не спорю, что виноват… отчасти. Но я же не хотел тебе зла! Я просто привык ХОРОШО делать свою работу. И я её делаю. Я трудоголик, маньяк, извращенец, перфекционист. Да, я работаю на результат и моя команда тоже. Мы зависим друг от друга, понимаешь? Кто-то один выпадает, и ВСЯ работа насмарку. Да, тебе было неприятно, я признаю, что перегнул палку. Я забыл, что есть люди, для которых дело — не главное. Но творчество, оно требует или всё, или ничего! Держит тебя в руках! И скажи, разве кто-то заставлял тебя подвизаться на съёмки? Выкручивал руки?

— Но я подписала, потому что…

«…хотела быть с тобой», — додумала я, но не произнесла, потому что стало бы совсем невыносимо. Всё равно он меня не слушал и не хотел слышать, а внутренний гундосый критик предлагал другие версии: «потому что сглупила; потому что хотела сверкнуть; хотела иной жизни и денег». Я даже поморщилась, настолько наивными, на уровне плинтуса показались эти фоновые ответы, особенно теперь, после моих ночных открытий.

Негодование Финна, смешанное с обидой, бурлило, вырывалось в пространство комнаты фразами, словно искрами огня в темноту:

— Дамира, в работе актёра много неприятного, что бы там кто ни думал — розовые пони и радужные слоны — это не об актёрстве! Думаешь, мне приятно было висеть на канате на высоте двадцати этажей под ветром и дождём, когда мы снимали в прошлый раз? Но я висел и улыбался! Или падал с размаху лицом в грязь пять дублей подряд, в отвратительную лужу, когда этого требовал сценарий! А приятно, когда тебя обмазывают холодной пластиковой массой, чтобы сделать слепок физиономии? Я репетировал танцевальные постановки до выключения от усталости и на этот Мегахит, и на прошлый, в котором пролетел мимо финала! Я круглосуточно работаю…

— Но тебя не обманывали, связывая по рукам и ногам, — проговорила мрачно я. — Это практически рабство!

Финн развернулся и расширил глаза, полностью уверенный в своей правоте:

— Рабство?! Да я жил на таком контракте с семнадцати до двадцати пяти лет! Как видишь, ничего плохого со мной не случилось!

Пауза. Удар сердца. Пустота в голове. Вздох…

— Тебя тоже обманули?

— Обманули? Нет! Мне позволили вылезти из болота под Тверью в другой мир! На сцену! К мечте! И очень вовремя, потому что мой папаша хотел, чтобы я устроился охранником к нему на завод! Рабство, сказала тоже! Я считаю, что за такой контракт не обвинять нужно, а быть благодарным!

— Но ведь ты… — совершенно обескураженная, пробормотала я, — так ты лишаешься без спроса права выбора…

— Я был лишён не выбора, а права облажаться, — жёстко подчеркнул он. — Права лезть на рожон и бить морды всем подряд, как учил папаша; права вести себя, как быдло; пробовать всякую дрянь типа наркоты или бухла! Вот что такое этот договор, и меня никто не угнетал, если хочешь знать!

— Как странно, что ты это ставишь в плюс…

— И ничего странного! Продюсеры гнилые — в нашем шоу-бизнесе масса таких — направо и налево заключают контракты похуже и просто заставляют артистов прозябать в безвестности, потому что те не имеют права спеть своё, выступить там, где хотят. Годами! Десятками лет народу приходится петь одну и ту же песню после какого-то конкурса! А меня не забыли, меня взяли за шкирку и вывели в свет. Знаешь, почему я не прошёл в финал в Мегахите пять лет назад? Потому что выматерился в прямом эфире от переизбытка чувств! — Финна и сейчас распирали эмоции, он активно жестикулировал и тени играли на его обычно отполированном, выверенном до чёрточки лице беспорядочно, и было видно, что он не рисуется. — А знаешь, как я учился в школе? Никак! Я ходил туда для галочки, потому что положено. В одном костюме несколько лет, который расшивала бабушка, потому что другого не было. Я до сих пор не умею делить столбиком, считаю только с калькулятором и не разбираюсь в физике-химии. Но я выучил три языка, избавился от говора деревенского. Я знаю историю искусств, пишу музыку, пою, режиссирую, я окончил с отличием оба отделения: эстрадно-джазовое и актёрское! И это было уже не под контролем родителей, вопреки им! Вот что такое этот контракт!