Джейн Шемилт - Учись тонуть

— Наше заявление прозвучит убедительнее, если мы сделаем его вместе.

— Поезжай без меня.

— Сегодня я встретил на парковке доктора Харнема, — спокойно продолжает Адам. — Он считает, что небольшой отдых от нас пойдет Элис на пользу. Она уже готова, ей можно доверять и позволить чуть больше самостоятельности. Мы проведем в отъезде всего неделю.

— А кто присмотрит за девочками?

— Их можно на время поселить в школе. Если не ошибаюсь, в правилах говорится, что в случае необходимости приходящие ученицы могут перейти на пансион. Они будут вместе. Мы сможем звонить каждый день. Коди пристроим к моему ординатору, его жена просто помешана на собаках.

Послушать Адама, все проще простого. Элис будет в порядке. Зоуи тоже. Даже собака и та не пропадет. От нас требуется лишь отправиться в поездку и очутиться в аэропорту, том самом, где в прошлый раз я появилась с Сэмом на руках. Мы встретимся с Гудвиллом, Копано и другими полицейскими. Лондонская группа давно уехала, как и частный детектив, нанятый Адамом. Им повезло ничуть не больше, чем местным полицейским.

Потом, сопровождаемые журналистами, мы отправимся в дом в Кубунге и сфотографируемся в саду. На прошлой неделе я шла под дождем мимо Хайгейтского кладбища в библиотеку. Свежий запах сосны воскресил в моей памяти сад, первую ночь поисков и все последующие ночи. Пришлось прислониться к ограде и стоять так, пока не прошло головокружение. Вернуться туда — выше моих сил.

Мы поднимаемся к детям, садимся на их кровати и болтаем. Элис рассказывает, как прошел ее день, но без лишних подробностей. О Сэме мы не упоминаем, психиатр советовала дождаться полной готовности Элис. Зоуи читает молитвы. Стоя на коленях возле кровати, она что-то шепчет, сложив пальцы. Раньше она никогда не молилась. И никто из нас тоже. Я гадаю, к кому она обращается и не просит ли она за своего брата. Иногда, глядя на нее, я вспоминаю, как сама шепотом молилась над холодными косточками, и они вдруг всплывают из моих ладоней в воздух уютной спальни, нереальные, как сон или воспоминание о сне. Адам тоже наблюдает за Зоуи, мне кажется, он доволен. Наверное, и он втайне молится, но мы не говорим ни о вере, ни о чем-нибудь еще, способном потревожить гладь нашей жизни.

Иногда я вспоминаю отцовский голос, доносившийся с лодки, и прикосновение его рук, поднимающих меня из воды, но в том месте, где в воспоминаниях прежде были его слова, теперь тишина. Я не могу вспомнить их звучание, не чувствую рук отца, даже вызвать в памяти его лицо — и то не могу. Он исчез бесследно, и я осталась совсем одна.

Лондон, февраль 2015 года

Чайки взмывают и скользят в сером небе над Почтовой башней. Наверное, на море ветрено. Доски скамьи потемнели, сырость пропитывает мои джинсы. Передо мной на поросшем травой склоне возятся собаки: овчарка, спаниели и поджарый грейхаунд. Они лают, носятся, вступают в схватки, и как на школьной игровой площадке, здесь есть свой лидер, его приспешники и маленький одиночка в сторонке. Коди в этой компании выступает в роли клоуна: валяется, упав на спину, наскакивает на всех подряд, старается угождать, но его мало кто замечает.

Вокруг, приглядывая за своими питомцами и копошащимися у ног детьми, болтают женщины. Рядом стоят разнообразные коляски, и большие, и сидячие. Чуть в стороне двое мужчин средних лет переминаются с ноги на ногу, уткнув подбородки в поднятые воротники и поглядывая на меня исподлобья. Мое лицо кажется им знакомым, но припомнить, где они его видели, у них не получается. Одна из женщин, проследив направление их взгляда, присматривается и толкает подружку локтем в бок. Обе открыто глазеют на меня и шушукаются. Я зову Коди. Мне и так уже пора за Элис. Песик сразу прибегает. Типичный лабрадор, ласковый и послушный. На полпути вниз с холма меня обгоняет женщина с коляской. Она почти бежит, увлекаемая своей восточноевропейской овчаркой. Коляска удаляется, а я все смотрю на белые пальчики, сжимающие край накидки. Они наверняка ледяные от холода. Мне хочется посоветовать матери засунуть ручку ребенка поглубже под накидку, но та уже слишком далеко.

Позднее на кухне Элис просит второй пончик. Я стараюсь не ликовать слишком явно. Доктор Харнем советует вести себя как обычно, но я забыла, как это делается.

— Ты довольна сегодняшним днем, Элли?

Пока я ее забирала, мы болтали о Коди и собаках, с которыми он играл. Я ее не торопила.

Элис склоняет голову над тарелкой, ее плечи дрожат. Меня начинает мутить. Наверное, доктор Харнем чем-то ее расстроил. Но когда она поднимает голову, становится ясно, что это не плач, а смех. Зоуи удивленно таращит глаза, а я начинаю смеяться за компанию с Элис. Если мой смех звучит естественно, то это от облегчения.

Зоуи с улыбкой толкает сестру в бок.

— Что тут смешного?

— Ничего, — отзывается Элис, ее лицо застывает, взгляд становится настороженным.

Но ее смех, как второй пончик, еще один признак восстановления.

— А у тебя как дела, Зоуи? Хорошо прошел день?

Зоуи раскрашивает рисунок, низко наклоняется над ним и шумно дышит. От усердия она высовывает кончик языка. Прежде чем Зоуи успевает ответить, Элис говорит:

— Доктор Харнем спрашивал, как у меня с учебой в школе.

— И что ты ответила?

— Я сказала, что все в порядке.

— Замечательно, Элли.

Элис берет свою сумку.

— Пожалуй, я пойду делать уроки к себе в комнату. — Помахивая сумкой, она выходит за дверь.

В кухне тихо. Февральский ветер рассыпает дождь по оконному стеклу. Я обожаю этот звук. В жару мне так не хватало дождей.

Как по сигналу, Зоуи говорит:

— Завтра у нас африканский сбор.

Будто невзначай, как сообщают любую другую школьную новость.

— Так… — Мое сердце мгновенно ускоряет ритм.

— Меня попросили что-нибудь рассказать.

— Хорошо.

Ничего хорошего. Как же так? Разве можно просить о таком?

— Я могу рассказать все, что захочу.

— Ясно.

О чем она может рассказать? О животных? Нет, своей коллекции она лишилась. О пейзажах? Но ребенку сложно описать эти пустынные равнины. Может, о людях? Но она познакомилась всего с тремя или четырьмя. А если она захочет рассказать о том дне, когда мы потеряли Сэма?

Зоуи, нажимая на желтый мелок, наклоняется ниже над своим рисунком.

— Я скажу, что там было жарко. Смотри. — Она показывает рисунок: желтое солнце занимает весь лист целиком.

— Замечательно, Зоуи.

Жара в Кубунге прожигает кожу. Трава вянет, ослы умирают от жажды у дороги.

— Мы, конечно, сходим на этот ее сбор.

Дети уложены, Адам ужинает. Я стою, прислонившись к плите, и смотрю, как дождь поливает траву за окном. Такому дождю были бы рады в Кубунге.

— Надо поддержать ее.