Себастьян Фитцек - Осколок

Тарзан присоединился к ним. Лишь сейчас Марк заметил, что пес старался не ступать на одну из задних лап.

— Может, мне уже когда-то стирали память? — предположил он. — Может, в первый раз что-то пошло не так, и я вспоминаю факты из своей прежней жизни?

— Возможно. — Хаберланд с сомнением приподнял уголки губ. — Или же все с точностью до наоборот.

Он наклонился и бросил палку в направлении, откуда они пришли. Тарзан лишь устало посмотрел ей вслед.

— Что вы имеете в виду? — спросил Марк.

— Не люблю об этом говорить, но и у меня однажды была почти полная амнезия. Потеря памяти, вызванная травмой, которую я во что бы то ни стало хотел забыть. — Профессор снова потер запястья. — Путь, который мне пришлось пройти, чтобы вернуть память, был ужасным. Но он меня кое-чему научил.

— Чему же?

— Что правда зачастую абсолютно не соответствует нашим представлениям.

Он развернулся и последовал за своим псом, который потрусил домой. Марк немного помедлил, а затем догнал профессора.

— Вы боитесь, что ваша память подверглась манипуляциям. Что ее стерли. Возможно, даже повторно, — сказал Хаберланд, не глядя на него. — А что, если ее стирают в эту секунду? В данный момент?

Марка пробила дрожь.

— Как это возможно?

— Ну, я не уверен, как клиника Бляйбтроя старается вызывать у своих пациентов искусственную амнезию. До сих пор потеря памяти всегда была побочным явлением. Но я могу представить себе, что они подвергают пробандов шоковой терапии. А разве не это с вами сейчас происходит? Травматические события, одно за другим?

— Но зачем кому-то делать со мной такое?

Они подошли к домику. За верандой слышались голоса, вероятно Эммы и Бенни, которые преодолели себя и вступили в разговор.

— Чтобы заставить вас что-то забыть. Вопрос — что?

Марк закрыл глаза и вспомнил один эпизод сна, от которого только что очнулся.

«Я жалею, что ты об этом узнал. По крайней мере, так рано».

— Я не знаю, — честно ответил он.

— Тогда попытайтесь это вспомнить. — Профессор остановился и пристально посмотрел на него. — Вспомните то, что вы хотите забыть!

— Но как, как мне?..

Часы на запястье Марка зажужжали. Он сунул руку в карман куртки, потом ударил ладонью по лбу.

— Что такое? — спросил Хаберланд. Казалось, пес тоже вопросительно посмотрел на Марка.

— Мне нужно принять таблетки, но они лежат в бардачке в моей машине.

— Какие таблетки?

Марк коснулся повязки на затылке.

— Ах да. — Хаберланд шагнул ему за спину. — Хорошо, что вы сказали.

— Что?

— Когда я осматривал вашу голову, стараясь отыскать внешние повреждения, позволил себе поменять повязку. Зачем вы ее носите?

— У меня в шее осколок.

Профессор недоверчиво поднял брови:

— Вы уверены?

— Конечно. Эй, что вы делаете?

Марк не успел и глазом моргнуть, как пожилой мужчина одним движением оторвал пластырь, который удерживал повязку на ране.

— Хотя вы и не видите, но можете потрогать.

«Зачем? Константин сказал мне, что рана должна оставаться стерильной».

— Ну же. — Хаберланд сам провел рукой, и Марк вздрогнул. Не от боли, а потому что совсем ничего не почувствовал. Ничего, кроме голой здоровой кожи.

— У вас там нет никакой раны, — подтвердил Хаберланд его жуткие ощущения.

Никакого осколка.

— И не похоже, что она когда-либо была.

Снег пошел без предупреждения. Он был слишком нежным и воздушным, чтобы остаться лежать на земле, но Хаберланд дал им на прощание совет — как можно быстрее покинуть лес. Арендованный автомобиль с летней резиной, на котором Бенни привез их сюда, застрянет на узких дорожках, как только снег станет более плотным. А этого стоило опасаться, если верить профессору, который, прощаясь, еще сильнее потирал свои запястья, чем в начале их беседы.

Марк не мог объяснить эту метеочувствительность, но действительно через несколько метров Бенни пришлось включить ближний свет и дворники. Спустя десять минут возникло впечатление, что машина оторвалась от покрытой листвой земли и пробивалась через густое облако высоко над Берлином.

— О чем ты так долго разговаривал с профессором? — спросил Бенни, барабаня пальцами по рулю. Его голос звучал озабоченно и недоверчиво.

— Не волнуйся, я не узнал о тебе ничего нового.

Затем он рассказал брату о загадочном открытии, которое было сделано во время прогулки.

— Никакого осколка? — удивился Бенни.

— Никакого осколка, — подтвердил Марк и повернулся, чтобы Бенни мог видеть его затылок. — К тому же он сказал, что при таком осколке мне прописали бы не подавляющие иммунитет препараты, а антибиотики, чтобы избежать воспаления.

Бенни пораженно покачал головой.

Машина подпрыгивала на колдобинах, и Марк все еще не мог понять, где они едут. Лишь когда они вырулили на безлюдную, но отремонтированную дорогу, Марк догадался, в какой части города они находятся. Он уже бывал в этих местах с братом. Много лет назад, когда ненависть еще не встала между ними. Здесь неподалеку был тот самый гравийный карьер, в котором они утопили машину отца.

— Без четверти час, тринадцатое ноября. Мы едем от озера Мюггельзе в сторону Кёпеника, — услышал он за собой голос Эммы. — Вопреки всем предостережениям, Марк Лукас направляется в Сакров, к дому своего тестя профессора Константина Зеннера.

«Константин…»

Марк закрыл глаза, и ему удалось абстрагироваться от голоса Эммы. Он думал о мужчине, которому доверял больше, чем себе; с которым делился всеми агрегатными состояниями своего сознания: радостью, скорбью, яростью, переживаниями, эйфорией и черной депрессией.

Он восхищался Константином, кристально чистым человеком с ясными, четкими целями, мужчиной, чьи консервативные политические взгляды он не разделял, но которого уважал за принципы и любовь, с которой тот относился к каждому, кто что-то значил для его единственной дочери. Друг, доверенное лицо и ментор. И вот теперь он оказался инициатором плана, который должен был свести его с ума.

— Почему Хаберланд живет так уединенно? — услышал он голос Эммы за спиной и открыл глаза.

Она убрала телефон и наклонилась вперед.

— Вы когда-нибудь слышали об Инквизиторе? — ответил Бенни встречным вопросом. Его голос звучал мягче, да и тот факт, что Эмма сама обратилась к нему, говорил о том, что оба немного сблизились. Очевидно, слова Хаберланда возымели какое-то действие. — О женщинах, которых похищали, а когда находили, то они были словно заживо погребены в собственном теле? — Он взглянул в зеркало заднего вида. — Нет? Ну, наверное, и к лучшему.

Марк повернулся к Бенни и впервые осознанно ощутил, что ему больше не мешает никакая повязка. Приятное, но в то же время пугающее чувство.