Дженнифер Линн Барнс - Игры наследников

– Насколько плохая? – выдавила из себя я. Язык едва меня слушался.

Грэйсон тяжело задышал.

– Когда мы туда добрались, я полез на скалу пониже. А она – на самую высокую. Не обращая внимания на таблички «опасно». Наплевав на предостережения. Была глубокая ночь. Нам вообще не стоило туда идти. Сам не знаю, почему она не дала мне дождаться утра, не дала мне времени осознать, что она солгала, когда сказала, что выбрала меня.

Джеймсон бросил Эмили. И она сразу позвонила Грэйсону – ждать она была не в настроении.

– Она расшиблась, прыгнув со скалы? – спросила я.

– Нет, – ответил Грэйсон. – Прыжок удался. У нас обоих . А потом я пошел за полотенцами, а когда вернулся… Эмили в воде уже не было. Она лежала на берегу. Мертвая. – Он закрыл глаза. – Сердце остановилось.

– Вы ее не убивали, – возразила я.

– Адреналин убил. А может, высота или скачок давления. Не знаю . Джеймсон ни за что не взял бы ее на берег. Да и мне не стоило.

Она сама принимала решения. И отдавала себе в них отчет. Ты все равно бы ее не переубедил , подумалось мне. Но я чувствовала, что не стоит произносить вслух ничего из этого, даже если это правда. Лучше промолчать.

– Знаете, что после похорон Эмили сказал мне дедушка? Семья превыше всего . Сказал, что с Эмили ничего этого не случилось бы, если бы я в первую очередь думал о семье. Если бы не стал ей подыгрывать, если бы предпочел ей брата. – Я видела, как вздулись жилы у него на шее, точно он хотел еще что-то сказать, но не мог. Но слова наконец нашлись. – Вот в чем вся суть. Один-восемь-один-ноль. Восемнадцатое октября. День смерти Эмили. Ваш день рождения. Так дедушка подтвердил то, что я и так в глубине души знал.

Все это – от начала и до самого конца – из-за меня.

Грэйсон ушел, а Орен проводил меня до дома.

– Много вы услышали из нашего разговора? – спросила я. Голова моя полнилась мыслями и чувствами, которые трудно было обуздать.

Орен многозначительно посмотрел на меня.

– А сколько, по-вашему, нужно?

Я прикусила губу.

– Вы знали Тобиаса Хоторна. Неужели он правда мог сделать меня наследницей лишь потому, что Эмили Лафлин умерла в день моего рождения? Он что, в самом деле решил переписать все свое состояние на случайного человека, родившегося восемнадцатого октября? Или, может, лотерею устроил?

– Не знаю, Эйвери. – Орен покачал головой. – Единственным человеком, знавшим, что у Тобиаса Хоторна на уме, был сам мистер Хоторн.

Я шла по коридорам поместья в сторону крыла, в котором жили мы с Либби. Интересно, думала я, неужели Грэйсон и Джеймсон больше и словом со мной не обмолвятся? Будущее подернулось туманом, а мысль о том, что меня могли выбрать по такой, казалось бы, ничтожной причине, была точно удар под дых.

Мало ли на планете людей, родившихся в тот же день, что и я.

Я остановилась на лестнице, напротив портрета Тобиаса Хоторна, который мне показывал Ксандр (теперь казалось, что это было целую вечность назад). Как и тогда, я напрягла память, выискивая в ней моменты, когда наши с миллиардером пути могли пересечься. Я заглянула Тобиасу Хоторну в глаза – такие же серебристые, как у Грэйсона, – и тихо спросила: почему ?

Почему я?

Почему в письме вы решили извиниться?

Мне вспомнилось, как мы с мамой играли в игру под названием «Есть у меня одна тайна». Так что случилось в день моего рождения?

Я обвела портрет взглядом, не оставив без внимания ни единой морщинки, ни единого намека на характер мистера Хоторна, выдаваемый его позой; тщательно рассмотрела даже фон у него за спиной. Никаких ответов . Потом задержалась на подписи художника.

Тобиас Хоторн. X. X. VIII

Я снова заглянула в серебристые глаза старика. Единственным человеком, знавшим, что у Тобиаса Хоторна на уме, был сам мистер Хоторн . Это автопортрет. А что за числа стоят рядом с именем?

– Это римские цифры, – прошептала я.

– Эйвери? – позвал Орен, стоявший позади. – Все в порядке?

В римской системе счисления значок «X» обозначал десять, «V» – пятерку, «I» – единицу.

– Десять, – проговорила я, коснувшись первого «икса», а потом обвела пальцем остальные цифры и соединила их. – Восемнадцать.

Вспомнив зеркало, за которым скрывался арсенал, я скользнула рукой под раму портрета. Я и сама не знала, что именно ищу, пока пальцы не нащупали кнопку. Маленький рычажок. Я нажала на него, и портрет отделился от стены.

За ним обнаружилась клавиатура, вмонтированная прямо в стену.

– Эйвери? – вновь окликнул меня Орен, но я уже потянулась к кнопкам. Что, если цифры – не окончательный ответ? Мысль об этом сжала меня в тиски и отпускать не желала. Что, если они – лишь ключ к следующей подсказке?

Указательным пальцем я набрала самую простую комбинацию.

Один. Ноль. Один. Восемь.

Что-то пискнуло, и верхняя часть ступеньки подо мной начала приподниматься. Под ней оказался потайной отсек. Я нагнулась и сунула в него руку. Внутри лежал только один предмет – кусочек цветного стекла – из таких выкладывают витражи. Это был алый восьмиугольник с крошечным отверстием наверху, в которое была продета тоненькая блестящая ленточка. Кусочек стекла чем-то напоминал украшение для рождественской елки.

Я подняла украшение за веревочку, и тут взгляд зацепился за надпись, выгравированную на внутренней стороне деревянной панели. Там были стихи:

Непонятно было, что делать с кусочком стекла, найденного под лестницей, и как понять загадочное стихотворение, но пока Либби помогала мне расплести перед сном косы, я жестко осознала одно.

Игра еще не окончена.

А наутро, в компании верного Орена, я отправилась на поиски Джеймсона и Грэйсона. Первый встретился мне в солярии: он грелся без рубашки в лучах солнца.

– Уходи, – приказал он, толком и не взглянув на меня.

– Я кое-что нашла! – сообщила я. – По-моему, дата – вовсе не ответ, во всяком случае, не окончательный.

Он промолчал.

– Джеймсон, ты меня вообще слышишь? Я кое-что нашла . – Все то время, что мы были знакомы, он всегда был полон энтузиазма и любопытства, граничащих чуть ли не с одержимостью. И по моим расчетам должен был проявить хоть какой-то интерес к тому, что я принесла, но когда он наконец взглянул на меня, на лице у него застыло равнодушное выражение. Он сказал только:

– Выброси в мусорку, к остальным.

Я заглянула в ближайшую корзину для мусора и увидела в ней по меньшей мере с полдюжины восьмиугольных стекляшек, ничем не отличавшихся от моей – даже ленточки были один в один.