Донато Карризи - Дом голосов

— И о чем вы говорили?

— Сперва обоим было неловко, мы не знали, что друг другу сказать. Но потом стали рассказывать о себе, как у каждого сложилась жизнь. У Азура теперь другое имя, как и у меня: его зовут Мартино, ему в апреле исполнился двадцать один год. Он работает на заводе кладовщиком. У него есть невеста, они скоро поженятся. Я видела фотографию: очень милая девушка.

— Что вы почувствовали, встретившись с ним?

Ханна задумалась.

— Даже не знаю… Обрадовалась, что у него все хорошо.

— Вы в детстве спасли ему жизнь. Вам это известно, правда?

Ханна стряхнула пепел в ту же самую поделку из пластилина. Похоже, ей не хотелось признаваться в том, что она сделала для малыша.

— Ради него вы нарушили первое правило ваших родителей, — продолжал Джербер. — «Доверять только маме и папе», — напомнил он как себе, так и ей.

Он уловил нерешительность во взгляде женщины. Перед лицом очевидности Ханна заколебалась.

— Как можно нарушить правило и оказаться правой? — спросил Пьетро. — Наверняка здесь что-то не так. Наверняка кто-то ошибался или лгал вам.

Худшее, что может открыть для себя всякий ребенок, — это то, что мама с папой не всегда правы. Осознавая, что и родители совершают ошибки, он понимает, что теперь немного более одинок перед коварными кознями мира.

Глаза пациентки повлажнели, стали печальными.

— Почему вы настаиваете? — дрожащим голосом спросила она.

— Ваши родители хотели защитить вас от чужих… Вам никогда не приходило в голову, что чужими могли быть именно они?

Между ними двоими наступило гнетущее молчание. Джербер видел, как «Винни» медленно догорает между пальцами Ханны и спирали дыма поднимаются к потолку.

— Иногда мы имеем в наличии все необходимое, чтобы докопаться до правды, только на самом деле не хотим ее знать, — заключил гипнотизер.

Это вроде бы убедило Ханну.

— Что вы хотите, чтобы я сделала?

— Я хочу, чтобы вы вернулись вместе со мной к тому, что случилось после того, как лиловая вдова пришла в больницу вас навестить…

Джербер завел метроном. Ханна Холл начала раскачиваться в кресле.

Мне дали надеть голубое платьице и розовые сапожки со звездочками. Такой обуви у меня никогда не было. Сапожки очень красивые, хотя хожу я еще не очень хорошо. Меня спросили, не хочу ли я подстричься, я ответила «нет, спасибо», ведь обычно меня стрижет мама, только она знает, как надо, чтобы мне понравилось. Мне объяснили, что я должна быть миленькой, потому что за мной приедут мои новые родители. Все твердят мне, что они едут издалека, все боятся, что я их разочарую. Не понимаю, как это возможно, если я даже не знаю их.

Никто не спросил, согласна ли я.

Комната холодная и слишком большая. Не люблю, когда столько пустого места. Уже какое-то время я сижу на страшно неудобном стуле, а за моей спиной стоит женщина, которая мне совсем несимпатична. Все время улыбается, повторяет, что все хорошо. Мы ждем, когда прибудут мои «новые родители», это с минуты на минуту случится. Я не хочу никаких новых родителей, мне по нраву те, которые у меня уже есть.

Дверь открывается, входит небольшая группа людей, которых я никогда не видела. Двое из них держатся за руки. Женщина и мужчина; увидев меня, они замедляют шаг. Они растеряны, и я их понимаю, потому что сама не знаю, как себя вести. Потом мужчина идет ко мне навстречу, ведет за собой женщину, та улыбается мне, но готова заплакать. Оба опускаются передо мной на колени, все это очень странно. Говорят на языке, которого я никогда раньше не слышала, кто-то за моей спиной повторяет, что они сказали, так я и понимаю их. Они хотят познакомиться, называют свои имена. Имена очень сложные. Упорно называют меня Ханной. А я ведь уже всем сказала, что мне это не нравится, что я хочу быть принцессой.

Но это, похоже, никого не интересует.

Синьора Холл хочет, чтобы я ее называла мамой. Говорит, однако, что с этим можно повременить, я сама решу, когда начинать это делать. Никто не спросил, хочу ли я этого. Мне нравятся ее светлые волосы, но одежда на ней какая-то блеклая. Она осыпает меня ласками, но у нее все время потные руки. Синьор Холл тоже блондин, но волосы у него растут только по краям. Он высокий, полноватый. Всегда веселый, и когда смеется, живот у него колышется вверх и вниз, а все лицо становится красным. К счастью, он не просит, чтобы я его называла папой.

Они навещают меня каждый день, мы много времени проводим вместе. Каждый раз они что-нибудь мне приносят. Книжку, игрушечную плиту, где можно печь печенье, переводные картинки, карандаши и фломастеры, плюшевого медвежонка. Милые люди, но я до сих пор не понимаю, чего они от меня хотят.

Место, где я нахожусь, — «дом семьи». Я предпочитаю дома голосов. Здесь есть другие дети, но я с ними никогда не играю. Они тоже ждут, когда их мама и папа придут за ними. Одна девчонка, злющая-презлющая, говорит, что мои мама и папа никогда не придут за мной, потому что мама умерла, а папу заключили в месте, которое называется тюрьмой, и никогда оттуда не выпустят. Злющая девчонка говорит также, что мама и папа плохие. Понимаю, что она не одинока: все так думают, только не говорят при мне. Мне хочется им втолковать, что это неправда, что мама и папа никогда никому не причинили вреда. Меня, например, они всегда любили и желали мне добра. Где на самом деле папа, я не знаю, но уверена, что мама не умерла. Если бы она умерла, то приходила бы ко мне, когда я сплю, как это делал Адо. Когда я говорю о таких вещах, другие дети надо мной смеются. Никто не верит, что существуют призраки. Они думают, что я сумасшедшая.

Но в одном мама с папой ошиблись. Чужие должны были забрать меня, а забрали их.

Сегодня синьора и синьор Холл принесли фотографии места, где они живут. Это очень далеко, на другом краю света. Чтобы добраться туда, нужно лететь на трех, а то и на четырех самолетах. Их дом стоит посередине небольшой бухты. Вокруг него — лужайка, и у них есть желтая собака по кличке Зельда. Среди фотографий, которые мне показывают, есть и снимок моей комнаты. Там полно разных игр и кукол, а окно выходит на море. Синьор Холл говорит, что в гараже есть велосипед, который ждет меня. Не знаю, хочется ли мне туда ехать, и я до сих пор не поняла, поедут ли с нами мама и папа. Когда я об этом спрашиваю синьору Холл, она не знает, что отвечать.

Когда я провожу время с синьором и синьорой Холл, та иногда выбегает из комнаты, чтобы поплакать в укромном месте.

Синьор Холл сказал, что в их городе, который называется Аделаида, почти всегда стоит лето. У него есть парусная лодка, и он любит море. Он рассказал, что в Австралии водятся странные животные, каких я никогда не видела. Синьор Холл симпатичный, он не такой, как другие. Например, когда я с ним заговорила о призраках, он не стал смеяться. Наоборот, сказал, что тоже в них верит и даже видел их в море. Создания, не отбрасывающие тень, как он их назвал. Рыбы, ракообразные, каракатицы. Поскольку за коралловым рифом мало мест, где можно спрятаться от хищников, эти животные научились становиться невидимыми. Они стали прозрачными. Желудок, например, у них тончайший и состоит из коллагена, который отражает предметы, как зеркало, так что не видно даже самой крошечной частицы пищи. Но и хищники приспособились, чтобы не умереть от голода: у них развились глаза, способные видеть эти создания.