Брижит Обер - ЦиклЭлиза Андриоли. Триллеры. Компиляция. 1-7

В библиотеку вошла Бабуля. Она бросила неодобрительный взгляд на коньячные рюмки и продолжала, обращаясь к Жан-Югу:

— Нам нужен твой совет по поводу благотворительного праздника в пользу афганских беженцев...

— Я приду через десять минут.

— Извини, но это срочно. Дюбуа говорит, что...

— Через десять минут!

— Что у тебя за секреты? Ты от меня постоянно что-то скрываешь! Месье Морено, скажите мне наконец, что здесь происходит?

— Мы продолжаем расследование, чтобы узнать, кто украл труп вашей внучки и осквернил часовню, мадам, — ответил Шиб.

— Это же нелепо! Я уже сто раз говорила, что нужно вызвать полицию! Но Жан-Юг слушает только себя. Или Бланш, — ядовито добавила Бабуля. — И потом, какая разница, кто это сделал? Ты слишком много думаешь о каком-то маньяке. У тебя хватает других забот.

— Я должен узнать, кто это, — нахмурившись, ответил Андрие, допивая коньяк. — Иначе не смогу жить спокойно.

— Лучше попроси Кордье выписать тебе снотворное.

— Глотать таблетки? Только этого не хватало!.. Удивляюсь, как ты можешь мне такое советовать! — резко сказал Андрие, хватаясь за бутылку.

— И перестань пить! Что за пример ты подаешь сыновьям!

— Сыновьям!.. — горько повторил Андрие. — Да что ты знаешь о моих сыновьях?

Бабуля поправила очки и внимательно взглянула на него, склонив голову набок.

— Жан-Юг, ты меня беспокоишь. Честно говоря, я думаю, что...

— Мне плевать, что ты думаешь! — закричал Андрие, отшвырнув рюмку, которая отлетела к стене, ударилась о девятый том полного собрания сочинений Расина и, упав на пол, разбилась вдребезги.

Бабуля смотрела на сына, раскрыв от изумления рот. Андрие размашистыми шагами направился к двери и вышел, изо всех сил захлопнув ее за собой.

— Он... он бросил в меня рюмку!.. — пролепетала Бабуля.

— Нет, что вы, он бросил ее просто так, — возразил Шиб Морено, известный психолог, специалист по улаживанию семейных конфликтов.

— Но он совершенно потерял контроль над собой, вы же видели! Да еще в присутствии...

Она замолчала, прикусив губу. «Да еще в присутствии слуги», — мысленно закончил Шиб.

— А Бланш... впрочем, вы и сами знаете, — продолжала она, нервно стискивая пальцы. — Мне нужно поговорить с Дюбуа. — И Бабуля вышла из библиотеки.

Оставшись один, Шиб откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Хоть несколько минут покоя... И тишины. «Тихо!» —приказал он голосам, которые неумолчно звучали у него в голове. Фразы, которые они произносили, снова и снова ударялись в его виски. Забыться хоть ненадолго, вообразить, что всего этого не существует... Что Бланш не существует. Что он никогда не погружался в ее белоснежную плоть...

—... Банни убежал!

Шиб обреченно открыл глаза. На пороге стояла плачущая Энис, держа в руках плюшевого голубого дельфина.

— Ты потеряла Банни? — рассеянно спросил Шиб, которому было на все наплевать.

— Нет, он сам убежал! Он меня не любит! Так, понятно...

— А почему он тебя не любит?

— Потому что я нехо'гошая.

Он сам тебе так сказал?

Да!

— А почему ты нехорошая?

И почему, черт возьми, всегда найдется кто-то, кто будет доставать вас в самое неподходящее время?!

— Потому что я не хотела этого делать.

— Делать чего?

Энис, не отвечая, посмотрела на него, и на мгновение Шибу показалось, что он уловил в ее взгляде едва ли не похотливое выражение. В три года!.. Он недоверчиво поморгал. Энис по-прежнему стояла на пороге, прижимая дельфина к слюнявому ротику. Ее глаза распухли от слез. Он жестом подозвал ее, и она нерешительно приблизилась.

— Летом, если я буду хо'гошей, меня повезут в Диснейленд! — внезапно выпалила она.

— А что такое — быть хорошей? — спросил Шиб.

— И Банни тоже поедет туда, посмот'геть на Микки-Мауса, — продолжала Энис, не слушая его.

— Ты же сказала, что он убежал.

— Ты ду'гак! — заявила Энис.

Что ж, по крайней мере, хоть в этом пункте все согласны.

— Если я буду хо'гошей, он ве'гнется.

— А что ты должна сделать, чтобы стать хорошей? — настойчиво продолжал Шиб.

Вместо ответа Энис закрыла глаза, сжала губы и изо всех сил вцепилась в игрушечного дельфина. Шиб внезапно почувствовал, как его пальцы задрожали на подлокотнике кресла.

— А твоя мама об этом знает? — тихо спросил он. Энис резко повернулась и пустилась бежать.

Шиб хотел было догнать ее, но потом решил, что это не имеет смысла. Она все равно ничего не расскажет. Он снова опустился в кресло. Тень садиста-педофила замаячила где-то совсем близко... Кто же он? Может, покойный Коста? Что, если он действительно мучил детей, до тех пор, пока один из них, взбунтовавшись, не проломил ему голову камнем? В конце концов, именно он убрал доску, закрывавшую колодец... И он знал что-то об убийстве щенка. Или просто хотел отвести от себя подозрения? Нет, Шиб, нет, если бы это был Коста, Энис не говорила бы сегодня, что ее возьмут в Диснейленд, если она «будет хорошей». Но знала ли она о смерти Коста? Что она вообще понимает о смерти?

И кстати, где Банни? Вероятно, «тот» забрал его, чтобы наказать Энис, не пожелавшую уступать его домогательствам. Интересно, когда исчез кролик? До или после смерти Коста? Господи, Шиб, ты всерьез собираешься заняться расследованием дела об исчезнувшем плюшевом кролике? С другой стороны, если бы выяснилось, что в Банни вселился дьявол, это бы все объяснило. Плюшевый кролик, оживающий по ночам, чтобы насиловать и убивать детей Андрие... Чтобы вытащить из часовни тело Элилу... Может, именно Банни трахал Бланш, тряся длинными плюшевыми ушами... Ладно, хватит, Шиб, успокойся, расслабься... Тебе срочно нужен отвар из лепестков кувшинки и несколько часов медитации.

Он рывком поднялся с места, допил коньяк и подошел к бюро, на котором стояла пресловутая фотография, начал рассматривать улыбающиеся лица. Настоящая реклама семейного благополучия... Не хватало только надписи: «Берите пример с нас — и будете здоровы и счастливы!» Но на обратной стороне кто-то совсем недавно оставил другое символическое послание: «Берите пример с нас — скрывайте свои тайные пороки!»

Шиб невольно протянул руку к фотографии и перевернул ее. На сей раз обратная сторона была чистой. Если бы он только знал, кто в тот раз испачкал ее спермой... Кстати, вряд ли тот человек и гипотетический педофил — одно лицо. Тот, кто насиловал детей, не стал бы мастурбировать на их фотографию... А может, это Джон Осмонд, которому невыносимо было видеть Бланш, недосягаемый предмет страсти, в окружении мужа и детей? Хотя трудно представить себе этого добродушного толстяка, торопливо предающегося рукоблудию, пока в соседней комнате его жена мирно беседует с Бабулей... Впрочем, Шиб, ты сам ничуть не лучше. Почему бы тебе не сделать копию снимка для персонального пользования?