Меган Миранда - Девушка из Уидоу-Хиллз

Д: Назовите, пожалуйста, свое имя.

НМ: Стюарт. Стюарт Госс.

Д: Мистер Госс, какой у вас адрес?

НМ: [Адрес скрыт] Ну, я пойду к ней. Лорел! Лорел, в чем дело? Что там случилось?

Я ПРОСНУЛАСЬ ОТтелефонного звонка. Сердце колотилось как сумасшедшее, мне представилось, что я стою снаружи в темноте, а передо мной лежит человек. Звонок повторился, я резко села на кровати, постепенно узнавая очертания своей спальни. Дверь заперта на крючок изнутри, окно закрыто. Вокруг темно — утро даже не думало начинаться.

Третий звонок, я потянулась к тумбочке. Имя на экране расплывалось в глазах.

— Алло?

— Лив, прости, что бужу среди ночи.

— Беннетт?

Он говорил тихо и отрывисто.

— Я думал, что ты предпочтешь узнать об этом от меня.

— Что? Узнать что?

Ничего не понимая, я силилась сосредоточиться.

— Новость об Элизе.

Я не отвечала, все еще плохо соображая. Что с Элизой?

— Ее нашли вчера. В кемпинге. — Молчание; до меня начал доходить смысл его слов. — Передозировка.

Я резко выдохнула, как будто получила под дых.

Машина «Скорой помощи», которую мы с Натаном видели вчера у гостиницы. Они ехали за ней?

Сколько времени прошло? Как долго сообщение гуляло по чатам, пока не достигло Беннетта? Никто, кроме него, не стал бы мне звонить.

— Но она жива?

Я уже знала ответ. Он звучал в его голосе. В звонке среди ночи. В отрывочных словах. Беннетт пытался сообщить мне страшную новость осторожно, тем самым только оттягивая ее неизбежность.

— Нет, она… — Он замолчал. — Ее нашли в одном из пустых домиков. Вчера, когда туда заселялась новая пара. Прошло слишком много времени, Лив. Было слишком поздно.

Мой мозг клинило на деталях. Почему в кемпинге? Она же уволилась, съехала… как она вообще там оказалась? Будто детали были очень важны, будто могли изменить смысл услышанного. Будто нелогичность обстоятельств отменила бы и остальное, вернула бы все на место.

— При чем тут кемпинг?

— Рядом нашли ее машину, набитую вещами. — Беннетт помолчал. — Лив, ты как?

— Что? Не знаю.

Перед глазами все поплыло. Я вскочила, бросилась к двери, дернула ее — заперта на крючок. Мне не хватало воздуха.

— Я перезвоню, — выдохнула я, отбросив телефон.

Вытащила из шкафа стремянку. Царапанье металлических ножек по полу не оставляло сомнений в реальности происходящего. Так же, как и холод пола под босыми ногами. Крючок, до которого я едва дотянулась. Хрип в горле, предупреждающий о том, что я вот-вот задохнусь, если не глотну свежего воздуха.

Паническая атака. Я ее узнала, но остановить не могла.

Наконец я распахнула дверь и выскочила в коридор. Держась за стену, я добрела до гостиной, оттуда к выходу и наружу — на крыльцо. Я стояла, схватившись за голову, заглатывая ночной воздух и уговаривая себя: «Это всего лишь паника, она пройдет, только дыши». И тут я поняла, что плачу.

Вернувшись в дом, я услышала дребезжание приборов в ящике на кухне — как обычно, когда закрывалась задняя дверь. По пути щелкая выключателями, я думала: «Элиза со своими дурацкими шуточками». В кухне никого не было, дверь заперта.

В памяти возник образ медленно поворачивающейся ручки в моем кабинете. Может, кто-то дернул дверь, пытаясь войти с заднего крыльца?.. Я щелкнула выключателем, но свет снаружи не зажегся. Беннетт заменил лампочку на переднем крыльце, а теперь перегорела эта.

Плохо я заботилась о доме, латая по ходу дыры, вечно опаздывая с починкой. Слишком расслабилась на новом месте, в новой жизни. Потеряла бдительность. Не желала замечать опасность, даже когда та подступила к порогу, надеялась, что она улетучится сама по себе.

Я перестала искать Элизу после звонка предыдущему работодателю. Пошла у Беннетта на поводу — а следовало бы прислушаться к своей интуиции. Он меня уговорил и оказался не прав. Нечего было его слушать, нечего было ему вообще звонить. Я же чувствовала неладное, как раньше чувствовала то же в матери, и ничего не сделала.

Надо было продолжать ей названивать. Отправлять сообщения. Ехать и расспрашивать ее знакомых — ту же Эрин, например. А теперь Элиза умерла. В одиночестве, в кемпинге, в четырех смыкающихся стенах, откуда больше не выбраться.

Образ Элизы продолжал преследовать меня в собственном доме: вот она присела на край кровати, глядя в окно; вот готовит яичницу на кухне. Я закрывала глаза и слышала ее голос: «Мне так страшно, Лив». Хотелось за что-то зацепиться, вспомнить последние сказанные ею слова. Но все путалось, таблетка затуманила тогда сознание, и последние проведенные с ней минуты канули в небытие вместе с другими недоступными мне воспоминаниями.

Повернуть бы время вспять. Повести себя иначе. Позвонить в полицию и настоять: «Она пропала. Это на нее не похоже, я беспокоюсь». Протянуть ей руку помощи, повести себя как настоящая подруга.

Действуя на автомате, я оделась, собрала сумку, заколола волосы. Все это я с таким же успехом могла проделать и во сне. Я слышала, что сомнамбулы все делают машинально, повторяют привычные действия, движимые мышечной памятью. В таком состоянии человек вполне может одеться, зашнуровать ботинки, выйти из дома на улицу. Может взять ключи и сесть в машину. Может открыть ящик и достать оттуда нож.

Вполне.

Больницу заволокло какой-то мрачной дымкой. Меня беспокоила судьба других медсестер, их пациентов. Но жизнь как будто просачивалась ко мне сквозь стену, я чувствовала себя и действовала отрешенно, как в замедленной съемке. Никак не могла стряхнуть с себя заторможенность.

Просматривая за обедом почту на телефоне, я не понимала, что читаю. И даже прочтя дважды и поняв, что от меня хотят, я не испытала должного волнения.

Журналисту требовалось подтвердить некоторые факты: что мое имя Оливия Мейер, адрес, даты учебы в колледже, текущую должность и прочее. Просил ответить до полудня. Часы показывали 12:03.

Никаких эмоций.

Из ступора меня вывел телефонный звонок: следователь Ригби. Хорошо хоть не лично заявилась.

— Хотела вам сообщить, — начала она вместо приветствия. — Мне утром звонил журналист, расспрашивал о деле.

— Сама только что прочитала. Ничего не поняла. Какое отношение это имеет к Шону Колману?

Все вопросы касались подтверждения фактов, которые можно найти в открытом доступе. Ничего связанного с событиями пятницы.

— Послушайте, Оливия. Я не дала никакой информации, но у них ее уже предостаточно. И они намеревались выведать еще больше. Все выйдет наружу, я не могу этому воспрепятствовать. Я честно пыталась.

Я не особо ей верила, потому что информация обо мне не помешала бы расследованию.

— Что именно выйдет наружу? — спросила я, упершись локтями в стол и подперев лоб ладонью.