Джо Лансдейл - Пойма

— Никто тебя и не тронет, Моуз, — ответил папа. Потом хмуро уставился на мистера Нейшена:

— Нейшен, не лезь не в своё дело.

— Это наше общее дело, — возразил Нейшен. — Уж если нашим женщинам нельзя пройти по улице без тревоги о том, что их утащит какой-нибудь ниггер, так чьё же это дело, как не наше?

Из толпы послышались согласные вскрики.

— Я его только потому задержал, что мог получить от него кое-какие показания, которые могли бы навести на убийцу, — сказал папа. — А потом я его отпустил.

— А вот Билл говорит, у него нашли кошелёк той женщины, — ответил Нейшен.

Двое мужчин в толпе разошлись по сторонам, и за ними обнаружился мистер Смут. Он стоял и ломал себе пальцы — точь в точь как мальчишка, которого застукали за тем, как он передёргивает затвор, разглядывая картинки с нижним бельём в каталоге «Сирса и Робака».

— Ну и сукин же ты сын, Билл, — процедил папа.

— Когда сажал я его на цепь, со мной был парнишка, — сказал мистер Смут. — Это всё он растрындел.

— Ага, ну а ты, такой весь из себя добрый самаритянин, приехал сюда, чтобы остановить самоуправство, — усмехнулся папа.

Мистер Смут ответил:

— Я приехал сюда увидеть, как торжествует справедливость. Не стоило мне его укрывать. Я и не стал бы, не будь ты служителем закона.

— Справедливость? Да это же банда линчевателей! Справедливость — это когда дело решают в суде.

Мистер Нейшен ухмыльнулся.

— А вот как ты думаешь, кто будет на этом суде присяжными, мистер Властный-и-Могучий? Отчего б не поберечь время и деньги да не устроить суд прямо здесь и сейчас?

— Я здесь закон, — сказал папа.

— Вот уж явно не сегодня!

— Отпустите его.

— В старые добрые времена у нас тут вопросы со всякими черномазыми поганцами быстро решались, — не унимался Нейшен. — И решения мы принимали без лишней проволочки. Обидел ниггер белого мужчину или белую женщину, так ты его повесь — и баста, больше никого не обидит! Нечего тут церемониться, а то какой-нибудь ниггер ещё подумает, будто можно убивать и насиловать белых женщин сколько влезет.

Толпа вокруг нас сгрудилась теснее. Я обернулся на мистера Смута, но тот уже пропал из виду.

— Против него нет улик, — продолжал папа.

— А кошелёк-то как же, у него же нашёлся?

— Это ведь не значит, что он убил её, чтобы отобрать кошелёк.

— А ты сейчас уже не такой могучий и властный, а, Джейкоб? Ты и твоё негролюбие тут успеха не возымеют.

— А ты не вымещай свою личную злобу ко мне на Моузе. Пусти его на свободу!

— Не бывать ему на свободе, разве только свободно болтаться в петле!

— Вы не можете повесить этого человека.

— Вот ведь забавно, — осклабился Нейшен. — А я-то думал, мы именно это сделать и собираемся.

— Мы не на Диком Западе.

— Ну да. Мы на берегу реки, вокруг растут деревья, и скоро через ветку одного из них перекинется петля, а в петле повиснет черномазый подонок.

— Он же глубокий старик, — сказал папа.

— Ага, — подал голос кто-то из толпы, — и стать ещё старше ему уже не светит!

За время разговора папы с мистером Нейшеном один из сыновей последнего куда-то ускользнул, а когда появился вновь, то держал в руке верёвочную удавку. Накинул её Моузу на голову.

— Ну пожалуйшта, миштер Джейкоб, — взмолился Моуз. — Я же никому ничего не делал!

— Знаю, — сказал папа. Шагнул вперёд, сорвал верёвку со старика.

Толпа испустила глухой стон, похожий на рык раненого зверя, и вот уже люди окружили папу вплотную, на него посыпались удары и пинки. Я попытался было встать на защиту, но тут же и по мне прилетел чей-то кулак. В следующий миг я понял, что лежу на земле и нас топчут чьи-то ноги, потом услышал крик — это Моуз звал на помощь папу. Поднял я голову, а старику уже набросили на шею петлю и волокут его по земле; бедняга хватается за верёвку обеими руками, а дряхлое тело пересчитывает ухабы в грязной прибрежной траве.

Мы с папой встали и потащились за людской оравой. У меня понемногу заплывал глаз — кто-то, видать, пнул меня прямо туда. Гляжу, папа полез в карман за пистолетом, но рука вернулась ни с чем. Оглядел папа землю вокруг, но если пистолет и выпал, кто-то его уже успел подобрать.

— Прекратите! — завопил папа. — Прекратите, чёрт бы вас всех побрал!

Моуза приволокли к дубовой рощице. Кто-то перебросил верёвку через толстый сук. Толпа дружно ухватилась за конец и начала тянуть Моуза наверх. Верёвка скользила по суку как змея, издавая режущий звук. Конопляные волокна тёрлись о дубовую кору и даже немного дымились. Сук скрипнул. Негр всеми десятью пальцами вцепился в верёвку, стараясь не дать ей добраться до горла. Пальцы не пролезали в петлю. Он начал брыкаться.

Папа, пошатываясь, выступил вперёд, взял Моуза за ноги, пригнул голову и приподнял старика. Нейшен неожиданно лягнул папу в грудь. Папа согнулся, и Моуз с хрустом рухнул вниз, остервенело задрыгал ногами, а на губах показалась кровавая пена. Глаза у старика побагровели, лицо набухло. Папа попробовал подняться, но толпа навалилась на него с новой силой.

Я побежал на них, крича, размахивая руками и навешивая тумаков любому, кого мог достать. Кто-то сгрёб меня за загривок. Мир вокруг дрогнул, я не удержался на ногах. Упал на колени, но не удержался и на них. Меня больше ничего не могло удержать. Я увидел, как в просветах между листвой и ветвями дуба стремительно отдаляется небо, затем надо мной возникли подошвы Моуза. Последнее, что я помню, — дыры в его штиблетах и обрезки картона, которыми старик их затыкал; картон отсырел и уже начинал расслаиваться. В одной дыре картон совсем прорвался, и виднелась голая кожа ступни. Она была прямо надо мной. Казалось, дыра разверзается и заглатывает меня, и вот я уже провалился в неё с концами.

Когда я подошёл к папе, тот всё ещё лежал на земле без сознания. Над нами висел Моуз — его язык вывалился наружу, почернел и взбух, как носок, набитый бумагой. Глаза выкатились из орбит, будто недозрелые плоды виргинской хурмы. Кто-то сдёрнул с него штаны и отрезал то, что было между ног. Из промежности у Моуза капала наземь кровь.

Толпа рассеялась.

Я вскинулся, стоя на четвереньках, пока не почувствовал, что меня покинули силы. Меня тут же схватили за бока. Подумал уже, что толпа вернулась и собирается вздёрнуть заодно и нас с папой, ну или хотя бы навешать нам ещё тумаков. Потом услыхал голос мистера Смута:

— Полегче, парень. Полегче.

Он постарался помочь мне подняться, но я опять не устоял на ногах. Тогда он оставил меня сидеть на земле и подошёл к папе. Перевернул его на спину и заглянул под веко.

— Это всё вы! — крикнул я Смуту. — Не трогайте папу! Слышите? Оставьте его в покое!

Он не обратил на меня внимания, и я внезапно обрадовался его поддержке.