Джо Лансдейл - Пойма

— Да ладно тебе, Мэгги. Этот человек из плоти и крови. Я-то думала, может, ты кого порасспрашиваешь. Ты-то знаешь людей, с какими я незнакома.

— Ты это про цветных, да?

— Я-то в ихние дела непосвящённая. Мне ни от кого ничего не надо, только бы разгрести всю гору подробностей да до истины докопаться. Узнать бы, кто убивает всех этих женщин.

— Чем могу, помогаю. Ещё чашка кофе?

— С радостью, — согласилась бабушка.

— Мисс Мэгги, — заговорил я. — Вы ведь знаете Рыжего Вудро, правда?

Я-то, само собой, знал ответ, но хотелось выслушать её точку зрения.

— Знаю, как не знать.

— Он нам не сильно помог, — бросила бабушка. — Не хотел, чтобы Джейкоб совался в дело о мёртвых негритянках.

— Так он и сказал? — спросила мисс Мэгги.

Я пересказал ей всё, что слышал из разговора Рыжего с папой, а потом и с мамой.

— Э, Малёк, — протянула мисс Мэгги. — Ничего не бывает точно такое, как оно всё время выглядит. Я, можно сказать, этого мальчика на ногах поставила. Уж он-то понимает, что можно и чего не можно… Он, Рыжий, он ведь сюда время от время появляется. Приносит покушать.

— Это Рыжий-то? — переспросил я. — Рыжий Вудро?

— Он самый, — кивнула мисс Мэгги.

Мы с бабушкой какое-то время сидели, не произнося ни слова.

— Он такие вещи говорил… — начал я.

— У людей, бывает, рот иногда совсем одно говорит, а сердце — сердце-то выдавает, какие они по-настоящному.

— Ну и что же такого выдаёт его сердце? — спросила бабушка. — По голосу-то явно слыхать: ему хочется помешать Джейкобу узнать, кто творит все эти фокусы.

— Я об этом больше говорить не буду, — сказала мисс Мэгги. Вдруг на крыльце стало как-то неуютно; внезапно словно налетела волна ледяного ветра, обернулась вокруг нас и стала сдавливать в кольцах, как питон из джунглей.

— Надо бы мне ходить отдыхать, — заявила мисс Мэгги. Медленно встала. Ни словом не обмолвилась про кофе. Мы поблагодарили хозяйку за приём, вернули чашки в дом, на стол. Мисс Мэгги скрылась за занавеской, которую повесила для разделения той части комнаты, где она готовила и ела, от той, где спала. И как скрылась, так больше и не показалась. Мы вышли, тихонько прикрыли дверь и двинулись обратно к машине.

По пути домой мы с бабушкой разговорились в машине.

— Что это такое нашло на мисс Мэгги? — спросил я.

— Не знаю, Гарри. Но, должно быть, что-то такое, о чём нам неплохо бы знать.

— Мы, наверно, полезли куда не следует, бабушка.

— Здесь ты прав. И мне это удивительно. Не хотела я обижать её чувства. Сдаётся мне, за воспитанием Рыжего она в него крепко вложилась. И зная, каким он стал…

— Он же ей поесть приносит.

— Он о ней печётся, Гарри, только это не значит, будто он видит в ней полноценную личность. Люди вон и мулов кормят и поят, это же не значит, что им ценно ихнее звериное мнение.

— Так у них его и нету, мнения-то.

— Да, но у людей-то оно есть! Вот что я тебе скажу. Давай-ка отложим пока всю эту историю с мисс Мэгги в сторонку да посмотрим, чего мы знаем наверняка. Если я чего не так поняла, или ты смотришь на это по-другому, тогда ты меня прерви. Значит, так: убийца связывает жертв. Порой весьма причудливым образом. Он уже убил трёх женщин, о которых мы знаем, может, и четырёх. Так или не так?

— Да, мэм, по-моему, так.

— И они все цветные. Кроме одной. И всех утопили в реке или нашли у реки.

— Кроме той, которую принесло смерчем, но она тоже, видимо, из реки. Ураган там прошёл, так что звучит разумно.

— Тот негритянский врач, о котором ты мне рассказывал…

— Доктор Тинн.

— Вот, доктор Тинн считает, что тот, кто убивает этих женщин, потом возвращается и забавляется с их телами… Не слишком ли я далеко хватила?

— Ничего.

— Вопрос в том — зачем оно ему?

— У убийцы не все дома?

— Сдаётся мне, что-то в этом роде, Гарри. Но если бы имелись какие-нибудь догадки, зачем ему это нужно, можно было бы подогнать к определённому человеку. Само собой, может и не быть тут никакой причины. Но я из тех, кто думает, что чуть ли не у всего на свете хоть какая-нибудь причина да есть. Даже сумасшедшие ничего просто так не делают. Может, нам и кажется, что в их действиях никакой логики нет, но какой-то резон непременно имеется. Если только ты не настолько чокнутый, что не знаешь, кто ты есть и какой сегодня день. Но этот-то — он тут, поблизости, среди нас и кажется нормальным. Что-то, значит, его побуждает, или так переплетается что-то в мозгах, что кажется, будто всё логично. А ещё ему, наверно, просто никак не удержаться. Он, может, даже и не хочет, само получается. Ещё можно заключить, что этот человек любит реку или может легко до неё добраться. Хорошо знает пойму и умеет заманивать туда женщин. И ясно, что этот кто-то многое в жизни повидал.

— Моуз таким и был, — сказал я.

— Каким таким?

— Жил у реки и любил реку.

— Что верно, то верно.

— А ещё, не случилось ни одного убийства с тех пор, как его повесили.

Бабушка кивнула:

— Но мы-то с тобой ведь не думаем, будто это был Моуз?

— Нет, мэм, ни в коем разе. А было бы легче, если бы он.

— В каком-то роде. Опять же, поэтому-то, видать, папе твоему и делается всё хуже и хуже. Он, понятно, не хотел бы, чтобы ещё кого-нибудь убили, но хочешь не хочешь, а задашься вопросом: всё ведь прекратилось, так, может, это и правда Моуз? Неужто он защищал виноватого? А если не Моуз, тогда кто? Если бы он поймал настоящего преступника, ничего бы такого со стариком не случилось.

— По-моему, когда папа на приёме в честь Хеллоуина проговорился ненароком, что кого-то арестовал, тогда-то он и запустил всю эту цепочку. Вот поэтому-то он и чувствует себя таким виноватым.

— Ага, но ведь не сказал же, кого арестовал и где держит, правильно?

— Да, мэм.

— А потом или мистер Смут, или мальчишка, который помог приковывать Моуза, или оба — могли же они проболтаться? Вот, видать, и проболтались. Это и объясняет, как все узнали, что Моуз под подозрением и где он находится. Об этом и думать-то нечего, и так всё ясно. Целенаправленно или же по глупости, а не удержали они язык за зубами. Следующая деталь — кто-то приезжает и оставляет предупреждение, что Моуза, мол, собрались повесить. Кто бы это мог быть?

Я покачал головой.

Она продолжала:

— Могло быть так, что кто-то об этом прослышал, да и захотел спасти старика. Теперь это очевидно, разве не так?

— Да, мэм.

— А если, скажем, это и был убийца — знал ведь, что Моуз не виноват, вот и решил спасти беднягу?

— Но зачем бы убийце его спасать? — возразил я. — Казалось бы, этого-то ему и надо, чтобы обвинили кого-нибудь другого.

— Так, может, убийца просто не в силах удержаться. Им двигает что-нибудь другое. И не хочется, чтобы обвинение пало на невиновного… А вот этот Грун. Не он ли предупредил папу?