Грегг Олсен - Затаившийся

Утром Триша из отдела кадров попросила меня заглянуть к ней в конце дня. Я спросил ее, в чем дело, и она расплывчато сослалась на необходимость уладить некие формальности. Я решил, что дело – в списке зависимых членов семьи, который нужно откорректировать из-за кончины Софи. Я заглянул в кабинет Кэрри, чтобы спросить ее, в чем дело, но она говорила по телефону и отмахнулась от меня.

Мне не хочется думать, что моя жизнь может стать еще хуже. Я потерял жену, и большинство коллег выразили мне свои соболезнования. Даже парень, который занимается маршрутизацией почты, спросил, не может ли он мне чем-то помочь? Довольно мило. Я знаю, что добрые люди есть везде, но по большей части они обитают ниже меня по карьерной лестнице.

Признаюсь, довольно трудно сосредоточиться на работе, когда постоянно думаешь про убитую жену, полицейское расследование, ублюдочного тестя и настырную репортершу. Я читаю комментарии под статьей, опубликованной в «Сиэтл Таймс», – по большей части комментаторы гадают, кто похитил мою жену, и пытаются вспомнить другие похожие случаи. Кто-то из Канады упомянул похожее происшествие – студентку из Университета Британской Колумбии похитили средь бела дня. Ее тело нашли в реке Фрейзер. Ее избили, задушили и изнасиловали.

Совсем как Софи.

Я вспоминаю канадскую пару, нашедшую тело. Они имели какое-то отношение к тому университету. Интересно, обратит ли еще кто-то внимание на это совпадение? Я колеблюсь, не позвонить ли мне в полицию или же попытка вмешаться в расследование только навредит.

Ко мне подходит Кэрри. Уже почти полдень.

– Меня не будет до конца дня, Адам.

Она мнется рядом некоторое время, смотрит на меня и отворачивается.

– Увидимся завтра, – говорю я.

– Хорошо, – отзывается она, уходя. – Увидимся.

Отдел кадров находится в соседнем здании. Я укладываю ноутбук в сумку, прощаюсь с коллегами и пробираюсь через лабиринт рабочих столов к лестнице. В кабинет Триши я захожу в четыре в небольшим. Она не одна. Рядом сидит мужчина, который представляется ее коллегой. На столе перед ней лежит один-единственный лист бумаги, чистой стороной вверх.

Что-то не так. Это явно не про членов семьи.

– Как это понимать? – говорю я, чувствуя, как ускоряется мое сердцебиение.

– Не могли бы вы успокоиться? – говорит придурок рядом с Тришей.

– Не могли бы объяснить, что здесь, черт побери, происходит?

– Мне очень жаль, – говорит Триша, – но мы вынуждены вас уволить.

– Срань господня, – говорю я. – За что?

– Пожалуйста, выбирайте выражения, – говорит придурок.

Я бросаю на него злобный взгляд, после чего вновь смотрю на Тришу и этот проклятый листок бумаги. Триша придвигает его ко мне по своему необъятному серому столу.

– Здесь все объясняется, – говорит она.

Я пробегаю документ глазами, выхватывая ключевые слова, повинные в этой ситуации: «Двое коллег сообщали о непристойном поведении… не соблюдает кодекс корпоративной этики, несмотря на тренинги по восприимчивости и личностному многообразию…»

– Чушь собачья, – говорю я.

– Мне очень жаль, Адам, – говорит Триша, – но я должна забрать ваш ноутбук и удостоверение.

– Если это из-за мальчишника Колина, – говорю я, – то я не имею никакого отношения к той надувной кукле, которую он оставил у меня в кабинете якобы в качестве подарка. Я выпустил из нее воздух и немедленно избавился.

Колин – тот еще засранец.

Судя по лицу Триши, она понятия не имеет, о чем я говорю. Надувная кукла тут ни при чем.

В этот момент я замечаю стоящего за дверью охранника.

– Это несправедливо! – говорю я. – Какое-то безумие!

Триша полностью игнорирует мои слова.

– Компания просит вас подтвердить, что вы ознакомились с документом, – говорит она. – Если вы откажетесь, то потеряете полугодовые увольнительные, которые мы предлагаем.

– Я не собираюсь ничего подписывать, – говорю я, срывая удостоверение и швыряя сумку с ноутбуком на пол. – Я ни в чем не виноват.

Придурок снова подает голос:

– Можете не подписывать. Это ваше право.

Я так взбешен, что меня тянет ударить этого парня. На Тришу я тоже зол. Боже, я-то думал, что мы друзья. Я сказал, что ее новорожденная дочь очень милая, хотя она была похожа на мутировавшего вуки. Кэрри меня подставила. Она за это поплатится. Серьезно поплатится.

Будь она проклята. Будь все они прокляты. И Софи тоже. Это все из-за того, что она умерла.

Охранник провожает меня на парковку. Я не говорю ни слова, пока мы идем по липкому асфальту. В голове неотступно вертится одна мысль: я лишился того, что любил больше всего.

Ночью, когда Обри засыпает, я пью виски и роюсь в компьютере, который мы когда-то делили с Софи, пока не переключились на телефоны. Я нахожу фотографию, которую искал. Должен признать, я сохранил ее не потому, что Кэрри такая уж горячая, хотя она ничего, а потому, что это фото могло мне пригодиться. В те годы для этого еще не было специального термина. Теперь же я твердо намерен совершить порноместь.

Я публикую пост на своей странице в «Фейсбуке»:

Черт! Меня взломали! если увидите что-то странное, знайте, это не я. Вне себя от злости!

Потом я загружаю фотографию Кэрри и тегаю всех наших общих знакомых из «СкайАэро». Их немало, потому что один из боссов как-то раз собрал у себя в кабинете весь руководящий состав и велел наладить связи с командой. Сказал, что «Фейсбук» для этого отлично подойдет. Из-за этого мне приходилось терпеть у себя в ленте фотографии еды, поездок, детей, которые кажутся симпатичными только своим родителям. Я рассыпал лайки, словно конфетти на параде, потому что босс моего босса считает, что соцсети объединяют людей.

Пришло время запостить кое-что, что они нескоро забудут.

В последнюю очередь я тегаю Кэрри. Фотография скоро станет вирусной – подходящая судьба для женщины, похожей на опасную болезнь.

Я торжественно публикую пост. Приятное ощущение. Лучше, чем секс с Кэрри. Я откидываюсь на спинку стула, пью виски и смотрю на фейерверк.

Так-то, сучка , думаю я.

Меня зовет Обри. Я опускаю стакан. Наверняка мой телефон вот-вот начнет звонить.

Ни хрена себе, скажу я. Да, знаю, меня взломали. Я как раз собирался написать в техподдержку. Кэрри ЛаКруа? Голая? Ох, как неловко. Спасибо, что сообщил. Боже мой, похоже, в наше время верить нельзя никому.

Обри просит пить, и я приношу ей воды. Вибрация телефона слышна даже из ее комнаты. Мне было так тяжело с того момента, как погибла Софи. Вся моя жизнь превратилась в ад. Я вообще-то не мстительный человек. Но я зачем-то сохранил ту фотографию. Остается только гадать: может, я сам не знаю, каков я на самом деле?