Триш Арнетьо - Тайный Санта

— Генри .

Она была в шелковом халате, который он подарил ей сто лет назад, длинном, розовом, до полу. Что могло быть не так, когда она выглядела так прекрасно. Но он знал, что-то было ужасно, нестерпимо, не так.

— Генри, что ты помнишь?

Птицы, фанаты весеннего утра, распелись за окном вовсю.

— Генри?

— Я помню, как ты пришла домой. Помню, как мы ехали в машине.

— А потом?

— Все. Это все.

— Ты, видимо, подавляешь эти воспоминания, — сказала Клодин. — Так бывает, когда человек в шоке.

— Что я сделал, Клодин?

— Ты был очень смелым.

— Скажи мне, что я сделал.

— Ты вошел и стал кричать. И драться. Защищать меня. Ты его толкнул. Он споткнулся и упал. А потом встал и ударил тебя. У тебя должна теперь болеть челюсть, это был настоящий двойной удар.

Генри дотронулся до своей челюсти. Он ничего не чувствовал, но Клодин была права. Это шок. У него онемело все тело.

— А потом он схватил ружье, — продолжала Клодин. — Прежде чем он успел нацелить его на тебя, ты схватил первое, что попалось под руку, чтобы защититься, чтобы защитить меня. Статуэтку с каминной полки.

Не может быть, чтобы все это произошло с ним.

— Я пыталась тебя остановить — после того как ты пару раз его ударил. Я закричала, чтобы ты опустил статуэтку. Но ты не слышал. Ты был словно в трансе. Я уверена, поэтому и появился второй — из-за криков. Наверное, он вернулся, пока я ездила домой. Он прибежал из дальней комнаты. Видимо, он спал, потому что был в одних трусах. Он увидел ружье на полу и ринулся к нему. У тебя не было времени подумать. Ты схватил ружье, наставил на него и нажал на курок. У тебя не было выбора. Ты понимаешь меня, Генри? У тебя не было выбора. Он бы убил нас обоих. И сейчас мы были бы мертвы. Ты спас нас.

Он был в ужасе от того, что сделал. Но еще ужаснее было то, что он этим гордился. Никогда он не думал, что способен убить другое человеческое существо. Это заставило его понять, как мало человек себя знает. Ты думаешь, что представляешь, кто ты такой и как будешь реагировать в определенной ситуации, и тут твоя истинная натура берет верх, и ты превращаешься в кого-то совершенно другого. Не в кого-то — во что-то. В животное. В организм. У которого нет мыслей, только реакция. В подобной ситуации, думал Генри, он бы убежал или просто оцепенел. Ведь он был пьяница. И рогоносец. Таким он себя видел. Но это была неправда. Он был боец. И он остался в живых.

Но превращение было временным. Теперь, в мягком свете аспенского утра, все еще пьяный, Генри снова стал собой, и этот человек был готов ответить за свои действия.

Он снял телефонную трубку.

— Кому ты звонишь? — спросила Клодин.

— В полицию, — ответил Генри.

— Нет! — закричала Клодин и вырвала трубку у него из рук.

— Что значит «нет»? Мы должны рассказать им, что случилось. Они поймут. Ты же сама сказала, я защищал нас.

— Но ты вошел в его дом, Генри. Они могут сказать, что ты первый начал. Они могут сказать, что это он защищался. И то же самое про другого парня.

— Ну да, но он ударил тебя, Клодин! Он избил тебя! Копы поймут, зачем я туда пошел.

— Может быть, — сказала Клодин, — но это еще не все.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Генри.

— Ты был пьян. Еле держался на ногах. Я посадила тебя в машину и вернулась. Все исправить. Там повсюду были твои следы и отпечатки. Полиции понадобится версия. Правдоподобная версия. Большинство убийц знакомы со своими жертвами, так что это будет естественный вывод. Они поубивали друг друга. Опасно пускать к себе в дом чужих людей. Мистер Миллер рискнул, приютил у себя своего работника — и все кончилось трагедией.

Что она говорила?

— Я все продумала. Где они должны были стоять. Где должны были упасть. Что в доме пострадало от предшествовавшей борьбы. Единственное заключение будет такое: они поспорили, и наемный работник попытался убить старика статуэткой с ковбоем на лошади. И ему это удалось. Но перед смертью старик успел выстрелить. И одного выстрела хватило, чтобы прикончить парня. Оба мертвы, никто никого не будет обвинять.

Что она говорила?

— Я протерла дверные ручки, поверхности стола, словом, все, до чего мы потенциально могли дотронуться, старым шарфом от «Эрмес», который откопала когда-то на барахолке. К тому моменту, как я закончила, там не осталось наших следов. Я сожгла нашу одежду в камине, как только мы вернулись домой. Это будет только наш с тобой секрет.

Что она говорила?

— Ты спас меня, Генри. А я спасла тебя. Теперь мы оба виновны. И если кто-нибудь об этом узнает, нам обоим придется платить. Разве ты не понимаешь? Мы не можем допустить, чтобы все вот так закончилось, — сейчас, когда все только начинается.

Важно было рассказать ему все в деталях. Его последнее воспоминание — проезд в машине — будет его преследовать. Клодин это знала. И чем больше она сможет заполнить последовавшую пустоту, тем лучше.

Генри побежал в ванную и едва успел добежать, как его стошнило.

— У нас не было выбора. — Клодин пошла за ним. Она все продумала. Большинство хранителей секретов рано или поздно кому-нибудь да доверяются. Потребность признаться растет, с правдой невозможно смириться, это испытание даже для холодного сердца. Чтобы секрет сохранился, о нем нужно заботиться, оберегать, а то хранитель ненароком найдет способ избавиться от накопившегося стресса и выдаст и себя, и свои тайны, сам того не подозревая.

Она сказала ему, что с ними такого не случится. Они были из другого теста и знали, что делали. «Думай об этом как о насекомом в банке, — объясняла она Генри. — Если в банке нет дырок, насекомое непременно будет биться о стенки, отчаянно пытаясь вырваться, подышать. А теперь представь себе, что в крышке есть маленькая дырочка. Насекомое успокоится, у него есть воздух. Мы с тобой станем тем самым воздухом друг для друга».

О чем она не стала ему говорить, так это о том, что она была уверена, случившееся пойдет на пользу компании «Кэлхун+Кэлхун». Никто не захочет землю, связанную с таким чудовищным преступлением, а у мистера Миллера не было наследников. Если она сыграет правильно, они смогут приобрести ее за бесценок на аукционе. Можно будет использовать контакты Кевина и Джерри в городе, чтобы облегчить процесс. Генри в любом случае понадобится больше года, чтобы построить дом, особенно если им не удастся залить фундамент до холодов. А к тому времени проклятие, повисшее над этой землей, существенно потускнеет.

В последовавшие несколько дней связь, существовавшая между ними, была сильна как никогда. Их брак никогда не был крепче. Если раньше только у Клодин была своя тайна, то теперь их объединял общий секрет. И интимная жизнь наладилась и стала лучше, чем даже в первые месяцы их романа. Теперь Генри доминировал в спальне — чего раньше с ним не случалось. Конечно, этому способствовал тот факт, что он бросил пить, — алкоголь, без сомнения, подавлял его сексуальную активность. Хотя Клодин догадывалась, что произошедшая с ним метаморфоза отчасти объяснялась «эффектом» Бонни и Клайда — дикость преступления и тот факт, что они смогли уйти от наказания, были сильнейшим афродизиаком.