Харлан Кобен - Не говори никому. Беглец

Карлсон нежно улыбнулся. Я улыбнулся в ответ:

— Нет, спасибо, хотя предложение заманчивое.

— А может, что-нибудь прохладительное? Том, у нас есть прохладительные напитки?

— Конечно, Ник. Кока-кола, диетическая кола, спрайт. Все, что угодно, для нашего доктора.

Мы опять поулыбались.

— Спасибо, ничего не нужно.

— А лимонаду? — попробовал еще раз соблазнить меня Стоун, снова подтянув штаны. Его живот походил на надутый мяч, намек на талию отсутствовал, и брюкам приходилось нелегко. — У нас здесь всего полно.

Я чуть не согласился, чтобы они отстали, но покачал головой. На столе между нами сиротливо лежал одинокий конверт. Я не знал, куда деть руки, и положил их перед собой. Карлсон сел на угол стола, Стоун остался на ногах.

— Что вы можете сообщить нам по поводу Сары Гудхарт? — спросил Карлсон.

Я заколебался, стоит ли отвечать правду.

— Док?

— А что вы хотите услышать?

Карлсон и Стоун переглянулись.

— Имя Сары Гудхарт интересует нас в связи с текущим расследованием.

— Каким расследованием?

— Нам бы не хотелось этого разглашать.

— Не понимаю, при чем тут я.

Карлсон тяжело вздохнул, как бы обдумывая мое заявление. Затем повернулся к коротышке-напарнику и уже безо всякой улыбки спросил:

— Я задаю непонятные вопросы, Том?

— Нет, Ник. Мне кажется, все ясно.

— Мне тоже так кажется.

Карлсон снова повернулся ко мне:

— Может быть, вы протестуете против формы вопроса, док?

— Так всегда говорят на практических занятиях, — встрял Стоун. — «Протестую против формы вопроса!»

— Говорят-говорят. А потом добавляют: «Переформулируйте». Что-то вроде этого, да, Том?

— Да, типа того.

Карлсон пригвоздил меня взглядом к креслу.

— Прекрасно, сформулируем иначе. Имя Сара Гудхарт что-нибудь значит для вас?

Ох, не нравилось мне все это. Не нравилось их внимание к моей персоне, и то, что вместо шерифа Лоуэлла допрос ведут федералы, и то, что они вроде бы планируют сделать из меня отбивную. Им хотелось понять, что это за Сара такая. А чего тут трудного: взгляни на полное имя Элизабет да на адрес. Я решил сказать полуправду.

— Второе имя моей жены — Сара, — осторожно начал я.

— А второе имя моей жены — Гертруда, — мгновенно отозвался Карлсон.

— Господи, Ник, это ужасно.

— А у твоей жены есть второе имя, Том?

— Мак-Дауд. Фамильное имя.

— Мне нравится, когда у семьи есть фамильное имя. Заставляет помнить о своих корнях.

— Мне тоже нравится.

Оба агента опять посмотрели на меня.

— Как ваше второе имя, док?

— Крэйг, — ответил я.

— Крэйг, — повторил Карлсон. — Значит, если я спрошу вас, знакомо ли вам имя, — он помахал рукой, — скажем, Крэйг Дипвуд, вы воскликнете: «Да, потому что мое второе имя — Крэйг»?

Карлсон сурово уставился мне в глаза.

— Думаю, нет, — промямлил я.

— «Думаю, нет». Что ж, начнем сначала: вы слышали такое имя: Сара Гудхарт? Да или нет?

— Вы имеете в виду — когда-нибудь?

— Господи! — с чувством сказал Стоун.

Карлсон побагровел:

— Мы с вами в слова играем, док?

Он угадал. Я не знал, что делать. Я почти ослеп, и перед моим мысленным взором горела неоновым светом последняя строчка письма: «Не говори никому». Я почти ничего не соображал. Они хотели знать про Сару Гудхарт. Возможно, это только проверка, призванная показать, буду ли я с ними сотрудничать. А в чем?

— Моя жена выросла на Гудхарт-роуд, — объяснил я. Сыщики подались назад, скрестив руки на груди. Они пытались завести меня в ловушку, и я покорно шел за ними. — Потому я и сказал, что Сара — ее второе имя. Название улицы натолкнуло меня на эту мысль, понимаете?

— Она выросла на Гудхарт-роуд? — переспросил Карлсон.

— Да.

— И название улицы стало для вас чем-то вроде катализатора?

— Да.

— Начинаю улавливать смысл. — Карлсон посмотрел на партнера. — Ты улавливаешь смысл, Том?

— Конечно, — сказал Том, поглаживая себя по животу. — Он вовсе не хотел заморочить нам голову. Слово «Гудхарт» послужило катализатором.

— Да. Именно потому он подумал о своей жене.

Оба уставились на меня. В этот раз я сумел сохранить молчание.

— Ваша жена когда-нибудь называлась Сарой Гудхарт? — спросил Карлсон.

— Как это — называлась?

— Ну, она когда-нибудь говорила: «Привет! Я — Сара Гудхарт!»? Или, может, имела документы на это имя. Или регистрировалась в Сети под таким ником.

— Нет.

— Вы уверены?

— Да.

— Вы говорите правду?

— Да.

— Не нужен никакой катализатор?

Я выпрямился в кресле, решив продемонстрировать характер.

— Мне не нравится, как вы разговариваете со мной, агент Карлсон.

Его рекламная белозубая улыбка тут же вернулась, но теперь показалась жестокой пародией на ту, предыдущую. Агент поднял руку и примирительно бросил:

— Ладно, простите, это действительно было грубо.

Он оглянулся кругом, как бы выискивая следующий вопрос.

— Вы били свою жену, доктор Бек?

Меня как хлыстом стегнули.

— Что?!

— Это вас возбуждало? Отлупить женщину?

— Что… Вы что, свихнулись?

— Сколько вы получили по страховке после смерти жены?

Не в силах поверить своим ушам, я растерянно переводил взгляд с Карлсона на Стоуна, однако их лица были бесстрастны.

— Да что вы такое говорите?

— Пожалуйста, ответьте на вопрос, доктор Бек. Если, конечно, вам нечего скрывать.

— Да нет, это не секрет, — сказал я. — Полис был на двести тысяч долларов.

— Двести кусков за погибшую жену, — присвистнул Стоун. — Эй, Ник, я встаю в очередь!

— Не великовата ли сумма для двадцатипятилетней девушки?

— В то время ее двоюродный брат устроился на работу в страховую фирму, — стал коряво оправдываться я. Странная вещь: хоть я и не сделал ничего дурного — во всяком случае, того, что имели в виду они, — все равно почувствовал себя виноватым. Неприятное ощущение. Из-под мышек заструился пот. — Элизабет хотела помочь ему и застраховалась на большую сумму.

— Мило с ее стороны, — сказал Карлсон.

— Очень мило, — подхватил Стоун. — Семья превыше всего, вы согласны?

Я молчал. Улыбки вновь исчезли.

— Посмотрите на меня, док, — приказал Карлсон.

Я повиновался. Его глаза буравили мои. Я выдержал поединок, хотя это оказалось нелегко.

— На этот раз ответьте, пожалуйста, на мой вопрос, — медленно произнес агент. — И не злите меня больше. Вы когда-нибудь били свою жену?

— Никогда, — ответил я.

— Ни разу?

— Ни разу.

— И не толкали?

— И не толкал.

— А со злости ни разу не треснули? Слушайте, док, мы все люди — пощечина, то да се. Не преступление, нет, просто время от времени у каждого могут сдать нервы.

— Я никогда не бил свою жену, — повторил я. — Не толкал, не трескал со злости, не отвешивал пощечин. Никогда.