Харлан Кобен - Не говори никому. Беглец

Первая любовь никогда не забывается. Мою первую любовь убили.

Мы с Джули Миллер познакомились, когда их семья переехала на Коддингтон-Террас. В это время я учился в девятом классе. Встречаться мы начали через два года и стали совершенно неразлучны. Наш разрыв был удивителен лишь своей абсолютной предсказуемостью. Мы поступили в разные колледжи. Конечно, любовные клятвы вполне могли бы устоять и перед временем, и перед расстоянием. Однако не устояли. Хотя и выдержали дольше, чем это обычно бывает. Проучившись первый год, Джули позвонила мне по телефону и сказала, что хочет сменить компанию и уже начала встречаться со старшекурсником по имени Бак.

По идее, я должен был попереживать и успокоиться. Я был еще совсем молод, да и ситуацию едва ли можно считать уникальной. Так бы оно в конце концов и получилось. Время и расстояние помогали, и я уже начинал более трезво относиться к случившемуся. Но затем Джули умерла, и это все изменило. Казалось, ее тень никогда больше не отпустит моего сердца.

Пока не появилась Шейла.

Отцу я фотографию решил не показывать.

Я вернулся в свою квартиру в десять часов вечера. Все так же пусто, затхло, непривычно. Никаких записок. Если жизнь без Шейлы будет такой, то мне и жить не хочется.

Клочок бумаги с телефоном ее родителей лежал на столе. Какая у нас с Айдахо разница во времени? Час, два? Я не помнил точно. Так или иначе, там должно быть восемь или девять часов вечера. Еще не слишком поздно для звонка.

Я упал в кресло и стал смотреть на телефонный аппарат. Как будто он мог подсказать мне, что делать. Телефон молчал. Я взял в руки клочок бумаги с номером. Когда я посоветовал Шейле позвонить родителям, она так страшно побледнела… Это было вчера. Еще вчера. Как же быть? Тут же мелькнула мысль: посоветоваться с матерью — она наверняка знает правильный ответ. И новая волна горя накрыла меня с головой…

В конце концов я решил, что должен действовать. Сделать хоть что-нибудь. Если больше ничего не приходит в голову, то надо звонить родителям Шейлы.

После третьего гудка трубку взяла женщина:

— Алло?

Я откашлялся.

— Э-э… миссис Роджерс?

Пауза.

— Да?

— Меня зовут Уилл Клайн.

Я немного подождал, чтобы проверить, значит ли мое имя что-нибудь для нее. Но если и значило, она этого никак не показала.

— Я друг вашей дочери.

— Какой дочери?

— Шейлы.

— Ясно, — сказала женщина. — Насколько я знаю, она в Нью-Йорке.

— Да.

— Вы оттуда звоните?

— Да.

— Что вам угодно, мистер Клайн?

Хороший вопрос. Только я и сам не знал, что на него ответить. Поэтому начал с самого очевидного:

— Вы не знаете, где она?

— Нет.

— Вы видели ее, разговаривали с ней?

— Я не видела Шейлу и не разговаривала с ней уже много лет, — устало сказала женщина.

Я открыл рот, потом закрыл его, не зная, как продолжить разговор.

— Вы знаете, что ее разыскивают?

— Да, нам звонили из полиции.

Я переложил трубку в другую руку.

— Вы сказали им что-нибудь полезное?

— Полезное?

— Вы знаете, куда она могла уехать? Может, кто-то из друзей или родственников смог бы помочь?

— Мистер Клайн…

— Да?

— Шейла давно не имеет к нам никакого отношения.

— Почему?

Я выпалил это не думая и был готов к тому, что меня пошлют по вполне определенному адресу. Но мать Шейлы молчала. Я попытался дождаться ответа, однако долго выдержать не смог.

— Просто она… — от волнения я начал заикаться, — она такая замечательная…

— Вы ведь не просто ее друг, мистер Клайн?

— Да.

— Полиция упоминала, что Шейла жила с мужчиной. Я полагаю, они имели в виду вас?

— Мы вместе уже больше года.

— Похоже, вы беспокоитесь о ней?

— Да.

— Значит, вы любите ее?

— Очень.

— И она никогда не рассказывала о своем прошлом?

Я не знал, что на это ответить, хотя ответ был очевиден.

— Я пытаюсь понять, почему…

— Я сама не понимаю.

Как назло, в этот момент мой сосед врубил свою новую стереосистему. С четырьмя колонками. Стены начали сотрясаться от мощных басов. Я взял трубку и пошел в спальню.

— Я хочу помочь ей.

— Разрешите вам задать один вопрос, мистер Клайн…

Ее тон заставил меня крепче сжать трубку.

— Федеральный агент, который приходил к нам, — продолжала миссис Роджерс, — сказал, что им ничего не удалось узнать.

— О чем?

— О Карли… О том, где она.

Я ничего не понимал.

— А кто такая Карли?

Последовала еще одна долгая пауза.

— Могу я вам дать один совет, мистер Клайн?

— Кто такая Карли? — снова спросил я.

— Живите своей жизнью, забудьте о том, что знали мою дочь.

И она повесила трубку.

Я открыл стеклянную дверь и вышел с бутылкой пива на крошечный балкончик, который агент бюро по найму оптимистически называл лоджией. Размером он был не больше детской кроватки и мог вместить максимум двух человек, стоящих неподвижно. Разумеется, ни о каких стульях не могло быть и речи, да и чудесных видов с третьего этажа не открывалось. Но там был свежий воздух и темнота, и мне этого хватало.

Голубоватое сияние и черные тени придавали городу нереальный, призрачный вид. Говорят, что Нью-Йорк никогда не спит, но, если судить по моей улице, он позволял себе иногда вздремнуть. Машины, тесно сгрудившиеся вдоль обочины, бампер к бамперу, казалось, все еще расталкивали друг друга, хотя владельцы давно их покинули. В ночи раздавались многочисленные звуки. До меня долетали обрывки музыки, стук тарелок из пиццерии напротив. Никогда не смолкающий шум движения на Вестсайдском шоссе в это время чуть стихал. Нежная манхэттенская колыбельная…

Мой мозг пребывал в полном оцепенении. Я не понимал, что происходит, что делать дальше… После разговора с матерью Шейлы вопросов стало еще больше. От слов Мелиссы саднило в груди, но она затронула интересную проблему: что мне делать теперь, когда я знаю, что Кен жив?

Конечно же, надо найти его. Во что бы то ни стало! А какой смысл? Даже если оставить в стороне тот факт, что я не сыщик и не знаю, как взяться за дело. Если бы Кен хотел, чтобы я его нашел, он бы пришел ко мне. Вполне возможно, что поиски лишь приведут к несчастью. А кроме того, появилась еще одна неотложная проблема. Сначала исчез брат, теперь испарилась возлюбленная. Слава богу, у меня нет собаки…

Я поднял бутылку к губам и тут заметил его.

Мужчина стоял на углу, ярдах в сорока от моего дома. Одетый в широкое длинное пальто и шляпу, спрятав руки в карманы. Издалека его лицо казалось лишенным черт и каким-то слишком круглым, словно белый светящийся шар на фоне ночной черноты. Я не различал глаз, но знал, что он смотрит на меня. Взгляд был пристальным, тяжелым, как будто осязаемым.