Евгения Кретова - Круиз на поражение [СИ litres]

– Наиль отказалась со мной работать, – сообщил, вставая. – У нас нет модели для финального выхода.

Ночью Ангелина проснулась в своей постели, увидела, что Степан сидит у ее ног. В одежде. Футболка плотно обтягивает широкие плечи, локти уперты в колени. Смотрит перед собой в темноту.

Ангелина осторожно приподнялась. Покосилась на аккуратно сложенные на кресле одеяло и подушку – Степан еще не ложился.

– Степ, – позвала тихо.

Он чуть повернулся к ней, но не оглянулся, покачал головой:

– Все нормально. Спи.

Ангелина подобрала край одеяла, села. Ярко голубой луч проникал сквозь занавески, покачивался на ковре, ласкал босые ноги молодого мужчины, мягко освещал его профиль.

Девушка осторожно приблизилась, протянула руки. Замерла. Крохотный миг на принятие решения. Секунда, чтобы шагнуть в другую жизнь.

Невесомо положила руки на сильные плечи. Скользнула от шеи к предплечью, будто снимая с них усталость и тревогу. Почувствовала, как под пальцами напряглись и будто окаменели мускулы. Чуть надавила, массируя. Двигалась осторожно, опасаясь спугнуть расцветающую в груди нежность. «Как хорошо», – пронеслось в голове. В груди искрились талой водой проталины, серебрились тонкие нити ручейков. Что-то оттаивало внутри, что-то, покрытое плотным черным снегом. Может, душа?

Степан положил руку поверх ее ладони, чуть сжал. Как огнем опалил.

Ангелина прижалась грудью к его спине, притаилась, не в силах сделать следующий шаг, ослепленная, едва живая.

– Ты переживаешь из-за завтра? – прошептала у его виска. – Что остался без главной модели.

Он горько усмехнулся, но промолчал.

Она коснулась губами мочки его уха, вдыхая теплый и острый аромат его парфюма. Его аромат.

– Хочешь, я стану твоей моделью? – предложить такое – это как подойти к краю обрыва, сердце забилось учащенно, страшно, будто собираясь выпрыгнуть из груди.

Он выдохнул, кажется, с облегчением. Снова усмехнулся и наконец перестал смотреть в пустоту, опустил голову. Ангелина обвила руками его грудь, прошептала:

– Я хочу помочь тебе. «Киар Алари» для тебя – мечта. Для меня – сама возможность мечтать. Не знаю, что важнее, но я хочу знать, что сделала все возможное.

Ангелина соскользнула к кровати, встала перед ним. Поймав его руки, медленно, словно собираясь нырнуть в прорубь, ту самую, что когда-то манила ее своей чернотой, положила их на свои бедра. Затаилась.

У него горячие, живые ладони. Мягкие. Заботливые. Они скользнули выше, по спине, ласково привлекли к себе.

Уткнулся лицом в ее живот, а она растерянно развела руки, не зная, что делать дальше.

Руки Степана обнимали трепетно, нежно, дыхание рвалось от каждого касания. Тихо выдохнув, она выскользнула из его рук, опустилась на колени перед ним. Обхватив его лицо, заглянула в глаза, еще более темные в ночи, еще более неспокойные и бездонные, чем всегда.

– Я хочу быть с тобой. Сейчас. Всегда, – коснулась губами его губ, прошептала: – Хочу чувствовать рядом с тобой, как расправляются за спиной крылья. Хочу идти за твоей мечтой. Даже если завтра все рухнет, и от нее останутся лишь головешки.

Он бережно обхватил ее затылок, обнял за плечи. Ловил лихорадочный блеск в ее глазах. Знал, чувствовал, какое сокровище она ему доверила – свою отравленную душу.

И он был нежен как никогда. Отодвинулись в пустоту тревоги последних дней, страх. Только она в его руках, сомневающаяся и пугливая, как лесная нимфа. Она закрывала глаза, вздрагивала от прикосновений, прислушиваясь к его ласкам, слепо следовала за ними. А он мечтал увидеть неспокойную глубину в ее глазах.

Склонившись ближе, прошептал:

– Открой глаза. Твои крылья у нас одни на двоих.

Он целовал ее шею, грудь, вдыхал отзывчивое тепло. С каждым движением все более смелое и родное. Она изгибалась ему навстречу, беззаветно, исступленно, будто падая в пустоту. Или паря над ней.

Розовый луч восходящего солнца коснулся занавесок, проник в каюту. С любопытством скользнул по ковру, замерев на мгновение на краю измятой постели. Ангелина поймала его тепло, радостно подхватила, растворяясь в неслыханном, первобытном счастье.

Сладкая легкость растекалась по венам, просачивалась сквозь пальцы и обжигая, обещая наслаждение.

Она порывисто вздохнула, не в силах больше бояться. «Вчера» там и останется.

Она чувствовала, как за плечами раскрываются огромные крылья.

Для нее. Для него.

Одни на двоих.

И распахнула глаза.

Он осторожно спускался, по узкой и крутой лестнице, пролет за пролетом, на нижнюю палубу. Здесь было все проще и демократичнее, чем на верхних палубах. Белые стены без барельефов и хрустальных бра, примитивно-синее покрытие. Подошел к каюте. Постучал.

– Все в силе? – спросил, не входя в тесную каюту.

– Да. Я здесь как крыса сижу, – злой голос в ответ.

Пришедший усмехнулся:

– А тебя на курорт никто не приглашал. Ты какого беса шатался по лайнеру? Сказано же было – не высовываться.

Его собеседник тяжело облокотился на стену, посмотрел тяжело:

– Я хочу видеть ее…

Мужчина усмехнулся. Развернулся и направился прочь, но обернулся:

– Увидишь. Завтра и увидишь.

Мария Стафф просматривала каталог, когда в ее апартаменты зашел Дидье Лапен.

– Ты обещаешь, что завтра этот цирк закончится?

Мария посмотрела на него с издевкой:

– Так печешься о своем месте?

Кутюрье зло чертыхнулся:

– И мне, и тебе известно с самого начала, чем все это закончится…

– И чем по-твоему?

Лапен невозмутимо пожал плечами:

– Ты выберешь этого сопляка Марроне.

– Но ведь тебе нравится, как он работает. Это твоя идея пригласить его в качестве стажера.

– Вот именно. Пригласить. А не устраивать шоу, – мужчина встал, нервно прошелся по каюте.

Мария отложила каталог на столик, помассировала виски:

– Одно другому совершенно не мешает. Потом еще спасибо будешь говорить…

Кутюрье с сомнением посмотрел на нее. Вернулся на свое место:

– Мария. Скажи мне, наша договоренность все еще в силе? – он смотрел пристально, нервничал.

«Мелочный, слабохарактерный альфонс», – отметила про себя Мария и улыбнулась.

– Твоему месту ничего не угрожает, – если ты об этом.

От ее улыбки Дидье Лапена прошибло холодным потом. Он боялся этой женщины. Боялся ее прошлого. Такие идут по костям, не обращая внимания на их хруст. У таких как она единственный принцип – принцип сильнейшего.

– Я надеюсь, что ты не решишь передумать.

– И оставить «Киар Алари» на сосунка? Нет, дорогой. Ты мне еще послужишь.

Лапен с сомнением смотрел на нее, но не уходил:

– Я не знаю, что ты задумала, Мария. Но я знаю тебя слишком давно, чтобы рассчитывать на милосердие с твоей стороны. Надеюсь, твои настойчивость и внимание к этому мальчишке не сломают ему судьбу.