Екатерина Горбунова - Конец игры [СИ]

Вернувшись домой, Эмберли застала мать. Странно. Обычно в это время та уже находилась на работе. Неужели специально отпросилась, чтобы узнать, сдержала ли дочь обещание и как всё прошло? Но Таня флегматично помалкивала, лишь бросала короткие взгляды.

‒ А ты почему ещё здесь? ‒ первой заговорила Эмберли.

‒ Ну-у, ‒ загадочно протянула мать, ‒ сегодня особый случай. ‒ Но тут же призналась: ‒ Буду командовать официантами на приёме в одном богатеньком доме. И, думаю, это затянется до утра. Так что, видимо, сегодня тебе придётся ночевать одной.

Ну, всё! Вид у Тани был такой, будто она собиралась ляпнуть что-то заботливо-тревожное типа: «Но ты ведь не будешь бояться?» И, чтобы не допустить подобного, Эмберли торопливо воскликнула:

‒ О! Круто! ‒ Потом уточнила на всякий случай: ‒ В смысле, что тебя наняли. Наверное, и заплатят неплохо?

Мать скромно кивнула. Но потом, видно, не выдержала:

‒ А как у тебя дела? ‒ осведомилась вроде бы чисто формально, в ответ на интерес дочери, но тут же прокололась, поспешно добавив: ‒ В школе.

‒ Нормально, ‒ доложила Эмберли и не стала дожидаться новых вопросов. ‒ К твоему хвалёному психотерапевту я тоже сходила.

От снисходительных слов «твоему хвалёному» мать сразу напряглась, а ещё и заметно разволновалась.

‒ И?

‒ Он, и правда, ничего, ‒ Эмберли постаралась не выдать себя. ‒ Не то, что наша мисс Хетчет. Можно нормально поговорить.

‒ Он тебе понравился? ‒ Таня спросила с такой интонацией, словно от ответа дочери зависела, если не её жизнь, то душевное состояние точно.

И к чему такие страсти?

‒ Я же сказала, «он ничего», ‒ Эмберли качнула головой, поджала губы. ‒ Вполне. ‒ И, чтобы успокоить мать, даже добавила: ‒ Вообще, довольно приятный.

Она уже направлялась к лестнице, намереваясь подняться к себе в комнату, когда Таня её окликнула:

‒ Эм!

Она развернулась.

‒ Что?

‒ Эм, ‒ повторила мать.

Эмберли ждала продолжения, но та молчала. Только смотрела как-то странно, и выражения на её лице стремительно менялись от решительного к растерянному.

‒ Ну что, ма?

Таня стиснула зубы, потом сглотнула и выдохнула:

‒ Знаешь, Эм. Этот Макфарлан, психотерапевт… Нейтан…

Она что, собралась перечислить все его характеристики? Учёную степень и цвет глаз, потом ещё марку машины?

‒ Это он. Он ‒ твой отец.

Сообщив столь грандиозную новость, мать не придумала ничего лучшего, кроме как, виновато пробормотав «Ой! Мне уже пора!», поспешно смыться в неизвестном направлении. В каком там богатеньком доме она будет работать всю ночь, Таня уточнить не удосужилась, а позвонить ей за неимением телефона Эмберли не могла. Хотя очень хотелось: позвонить и высказать! Много чего! Но пока в голове, сшибая друг друга, метались бесконечные: «Чёрт! Чёрт! Чёрт!»

‒ Чёрт! ‒ последнее Эмберли выкрикнула уже на весь дом. А потом простонала: ‒ О, бо-же.

Это ж получается, что она практически исповедалась перед ОТЦОМ, но отнюдь не святым, а самым простым, её собственным. Выложила ему то, что никому другому никогда не рассказывала. А мать… ааааа!

Мать, конечно, да. Как всегда — исподтишка. Не думая о последствиях. Вообще ни о чём не думая! И как она могла хорошо учиться в школе, если у неё мозги набекрень, если она, не включая их, предпочитает действовать чисто на эмоциях?

А Макфарлан? Он тоже был в курсе, потому и рассматривал с неподдельным интересом, усиленно старался впечатлить и понравиться. Ему-то Таня наверняка всё рассказала. В присутствии приятного ей мужчины она сразу превращалась в половую тряпку и соглашалась на всё. А Эмберли, как всегда, досталась роль пешки или подопытного кролика, с которым никто никогда не считался.

Но больше у них такой номер не пройдёт: ни у Тани, ни у вновь обретённого папочки. Да и с таким раскладом вероятность того, что он может оказаться разработчиком игры, еще больше. Быть может, он давно мечтал познакомиться с родной доченькой, размышлял, что да как — вот и подсадил на крючок, как форель. Черт!

Достав из холодильника бутылку, Эмберли плеснула в стакан молоко, сделала большой глоток. Его прохлада приятно смягчила разгорячённое нутро, но тут кто-то начал трезвонить в дверь, продолжая давить и давить на кнопку звонка.

В голове возникла безумная мысль: а вдруг это сам Макфарлан нагрянул? Спешит и дальше налаживать контакт, собирается объясняться, почему его не было рядом все эти годы, раскаиваться и убеждать, как он искренне сожалеет.

Не удалось всё высказать мамочке? Так Эмберли сейчас выскажет ему!

Но это оказался не горе-папаша. Шелдон.

Уже под градусом, придурок. Или он специально принял, чтобы чувствовать себя смелее?

‒ Где Таня? ‒ заорал и попытался сунуться в дверь.

Хорошо, что Эмберли не стала распахивать её широко, чуть-чуть приоткрыла, да ещё и сдержала ногой.

‒ Она на работе.

‒ Врёшь, ‒ он опять попытался протиснуться, налёг на дверь.

Но и Эмберли упёрлась изо всех сил и на словах попыталась убедить:

‒ Ты же знаешь, что в это время она почти всегда на работе.

Как ни странно, подействовало.

Шелдон вдруг изменился, выдохнул презрительно:

‒ Тогда и хрен с ней. Даже если нашла кого другого, ‒ заключил он и противно улыбнулся. ‒ Кому нужна драная кошка, когда поблизости молоденькая цыпочка имеется. Да, детка? Мы с тобой неплохо покувыркаемся. А раз ты дома одна, никто нам не помешает.

Урод!

Эмберли с силой налегла на дверь. Увлёкшись сладкими речами, Шелдон, похоже, расслабился, перестал напирать, и та захлопнулась достаточно легко. Язычок замка громко цокнул, войдя в паз. Эмберли повернула защёлку и облегчённо выдохнула.

Опять раздалась трель звонка, потом к ней присоединился стук в дверь. Шелдон долбил рукой, а, может, и ногой и что-то орал в щель, прижимаясь лицом к косяку.

Ну и пусть надрывает глотку! Пусть порвет ее в клочья! Поперхнется, заткнётся и уйдёт.

Так и есть. Его хватило минут на пять, а потом установилась привычная тишина. Эмберли осторожно выглянула в окно, прячась за шторкой, и увидела, как Шелдон нетвёрдой походкой шлёпает по дорожке прочь от дома, и второй раз выдохнула с облегчением. Потом взбежала по лестнице, зашла в свою комнату, заперла и её, на всякий случай.

Книги, выданные Макфарланом, валялись на кровати. Эмберли брезгливо ухватила их за уголки, зашвырнула подальше и завалилась сама. Нет, сегодня она не в состоянии что-либо делать, даже думать толком не получается. Мысли скачут безумными белками. Слишком много эмоций. Слишком.

Может, опять принять мамашино успокоительное? Но как-то слишком часто в последнее время Эмберли прибегает к его помощи. Не подсесть бы. Тогда к её и так незавидному диагнозу прибавится зависимость от лекарственных препаратов. И тут уж никакой психотерапевт ‒ ха-ха-ха! ‒ не поможет, только лечебница.