Андерс де ла Мотт - Осеннее преступление

— Там пел Симон Видье.

Анна перевела дух, пытаясь вызвать песню в памяти. Чистый голос, гитара, текст. Что-то про темную одинокую воду. Анну вдруг затрясло.

— Истца ты спрашивал про песню?

Фриберг покачал головой.

— К этому времени он уже давно уехал домой. Мне не хотелось будить его звонком в воскресенье, к тому же он наверняка послал бы меня к черту после нашего маленького вечернего совещания. Но выслушать его версию было бы интересно.

Фриберг достал из кармана рубашки сложенный вдвое лист бумаги и положил на стол перед Анной. Потом поднялся, коротко кивнул и пошел к двери. Анна развернула листок. Номер мобильного телефона.

Какое-то время она постояла с листком в руках, в третий раз пытаясь понять, не западня ли это, но сдалась.

Диджей Кристиан ответил после третьего гудка. Судя по голосу, он был, мягко говоря, не в восторге от звонка.

— Да понял я, понял, — сказал он, едва Анна успела назвать себя. — Ваш гестаповец еще в субботу объяснил мне, что заявлять на Александера Морелля — плохая идея. Могли бы сказать мне это прямо в парке, а не тащить в участок, и звонить уж точно не обязательно…

Анна перебила его, чувствуя, как щеки пылают от стыда.

— Я звоню не поэтому. Я хотела спросить насчет песни, которую вы поставили перед тем, как все началось.

В трубке несколько секунд было тихо.

— Вы имеете в виду ту демо-запись, или что там оно было? — Похоже, он больше не злился. Он удивлялся.

— Именно. Как она к вам попала, почему вы ее поставили?

— Мне дал ее тем вечером один парень, на флешке. Такое бывает. “Концерт по заявкам” образца 2017 года. Обычно я отказываюсь, не люблю совать левые флешки в свой компьютер, но парень уж очень настаивал. Дал мне пятисотку, чтобы я поставил песню, когда на танцполе будет Кайя Бьянка, и обещал еще столько же потом. Диджеям платят не особенно хорошо, так что я подумал: а, ладно. Лишняя тысяча только за то, чтобы поставить песню.

— Что за парень?

— Понятия не имею. По-моему, он не местный.

— Как он выглядел?

Кристиан задумался — в трубке несколько секунд было тихо.

— Обтрепанный немного. Полтинник или около того. Худой, бородатый, татуировки на руках.

— Очки? — Анна уже знала ответ.

— Да, очки были, такие темные, когда глаза едва видно.

Анна поняла, про кого он говорит.

— Еще что-нибудь помните? Что он сказал или сделал?

Снова задумчивое молчание.

— Нет. Он только сказал, что эта песня — старый хит, она наверняка поднимет всем настроение. Что Кайя и ее приятели сразу ее узнают.

Узнали, это точно, подумала Анна. Даже слишком хорошо узнали.

Анна едва успела войти в прихожую Табора, как у нее зазвонил новый рабочий телефон. Агнес уже прислала сообщение: она поехала домой к Эрику. Мило, как всегда, при виде Анны проявил умеренную радость.

— Здравствуйте, это Ульсон, я сегодня патрулирую, — сказал голос в трубке.

— Здравствуйте.

— Мы сейчас на карьере “Glarea”. Звонил один из бригадиров. Тут на дереве мертвого парня нашли. — Что?

— Прыгун, — пояснил полицейский. — Там, где карьер выходит к северной оконечности гряды, есть крутой уступ. У нас тут каждый год один-двое вот так самоубиваются.

— Ладно, я еду. Можете объяснить, где именно вы находитесь?

Уже успело стемнеть, когда Анна въехала в главные ворота “Glarea”. Ее ждал белый джип с эмблемой охранного предприятия.

— Поезжайте за мной, я покажу. Тут можно заплутать, пока найдешь, — предупредил водитель.

Оказалось, что “можно заплутать” — это мягко сказано. За воротами и административными постройками дорога круто уходила вниз. Верхний край почвы все поднимался, каменистые склоны с обеих сторон становились все круче, и наконец Анна оказалась на дне гигантского карьера. Запах гари, который разливался иногда над поселком, стал таким сильным, что Анна нажала на кнопку кондиционера, чтобы воздух извне больше не поступал в машину.

Дорога выводила на площадку размером с четыре или пять футбольных полей. Следуя за джипом, Анна миновала несколько больших строений и железных вышек — по ее предположению, дробилок, а также вереницу тяжелых машин и грузовиков, оставленных на ночь. Площадку освещали прожекторы, резкий свет которых усиливал впечатление лунного пейзажа.

Машина охранника свернула вправо между двумя кучами гравия, рассекла большую лужу и на новой развилке взяла налево. Анна поняла, что карьер — это не единый гигантский прямоугольник, каким она его себе представляла. Карьер походил скорее на колесо, где большая площадка, по которой они проезжали, была ступицей, от нее во все стороны отходили спицы-овраги. Однако когда овраг, по которому они ехали, разделился еще на несколько, Анна констатировала, что и это сравнение неверно. На пятом ответвлении она поняла, что никогда не нашла бы дороги сама, и порадовалась, что ей требуется всего лишь следовать за красными огоньками едущей впереди машины.

Она почти перестала ориентироваться, когда овраг вывел их на открытое место, на краю которого высилась крутая скалистая стена. У подножия стены стояли полукругом три машины, их фары освещали одну и ту же березу. В воздухе висели дождевые капли, брызги чертили штрихи в световых конусах.

Анна остановила машину и последний отрезок пути прошла пешком. Одной из машин оказалась патрульная полицейская, откуда Анне и позвонили; вторая была большим экскаватором. А третья — автомобиль Хенри Морелля. Анна обнаружила его беседующим с полицейским из патрульной машины и еще одним человеком — судя по светоотражающему жилету, кем-то из руководства “Glarea”.

— Здравствуй, Анна, — сказал Морелль, когда она приблизилась. — Боюсь, здесь нет ничего красивого.

Он включил фонарик и направил свет куда-то в крону березы, куда не доставали фары машин. Сцена была отвратительной и абсурдной одновременно. От самой верхушки дерева протянулась целая просека сломанных ветвей, а в четырех метрах от земли в развилке застряло что-то похожее на тряпичную куклу. Конечности покойного были вывернуты под каким-то диким углом, одежда кое-где разорвана. Толстый сук вошел прямо в грудь и торчал между лопатками. Листья, ствол и земля под березой потемнели от крови.

— Десять лет назад здесь был еще один самоубийца, — сказал Морелль. — Предприниматель из города. Потерял и семью, и друзей. Но он упал прямо на склон. С этим беднягой нам придется повозиться.

Морелль посветил на скалу за деревом. Обрыв уходил вверх метров на пятьдесят-шестьдесят, свет фонарика не доставал до верхнего края.

— Там наверху есть плато, смотровая площадка. Летом туда ездят на пикники, любуются закатом. Вообще проход туда запрещен, но кого это останавливает.