Андерс де ла Мотт - Осеннее преступление

— Произошла ссора, — продолжила она. — Алекс навалился на Симона, как во время борцовского поединка. Остальные сначала подначивали его, потом сами втянулись. Стали унижать Симона.

Она замолчала. Пальцы Элисабет лежали на руке Клейна. Оба сидела неподвижно и молчали.

— Они все были пьяные и под кайфом. Алекс сказал, что было похоже на групповой психоз А пот-т… — Анна сделала паузу, пережидая заикание. — Симон убежал в лес за каменоломней. Ребята вскоре опомнились, стали искать его. Не нашли и решили, что Симон уехал домой на велосипеде. Алекс утверждает, что они собирались на следующий день приехать сюда, извиниться.

Анна снова замолчала, ожидая вопросов.

— А потом? — спросила Элисабет. — Что было потом?

— Александер и Бруно залезли в палатку, спасаясь от дождя. Алекс сразу вырубился и проснулся только на следующее утро, когда услышал крики Мари.

Элисабет сосредоточенно кивнула; теперь она сжимала руку Клейна не так сильно.

— Как по-вашему, они говорят правду? — Голос человека, который овладел собой. Почти равнодушный.

— Да. Похоже, Александер глубоко раскаивался. Ему явно полегчало, когда он все рассказал.

— Вот как. — Элисабет Видье реагировала совсем не так, как ожидала Анна. Эта женщина только что узнала, при каких обстоятельствах произошел несчастный случай с ее сыном. Узнала правду, которой доискивалась двадцать семь лет. “Вот как” — и это все? Анна взглянула на людей, сидящих напротив нее, увидела, как они обменялись взглядами. Здесь что-то не так, она что-то упустила.

И тут Анна поняла, что именно.

— Вы все знали. — Ей удалось скрыть изумление. — Кто-то уже сказал вам о ссоре.

Элисабет и Клейн молчали; на их лицах не дрогнул ни один мускул. Но Анна все-таки поняла, что не ошиблась. Так кто же сказал им? Кто давным-давно исповедался в грехах?

— Мари, — сказала Анна. — Вам обо всем рассказала Мари. Да?

Элисабет и Клейн снова переглянулись, и линия рта у Элисабет немного смягчилась.

— Вы очень умная, Анна, — сказала она без малейшей иронии. — Да, вы правы. Мари по секрету рассказала нам, что произошло, рассказала сразу после смерти своей матери. Сначала я пришла в ярость. Видеть ее не могла. Мне хотелось сесть в машину, поехать в поселок и швырнуть ее признание в лицо Хенри Мореллю и Бенгту Андерсону. — Элисабет медленно покачала головой.

— Но вы этого не сделали. Почему?

Элисабет глубоко вздохнула.

— Потому что Мари — моя племянница. Единственная из четверых, кто признался и взял на себя ответственность за содеянное. Объявлять о ее вине было бы неправильно. Это стоило бы ей замужества, поссорило бы с отцом. Я не слишком жалую Бенгта Андерсона, но он важен Мари — и в личном смысле, и в смысле карьеры. К тому же лгут трое остальных, те трое, кто… — Элисабет резко замолчала и покачнулась. Клейн положил свободную руку ей на плечо, осуждающе глянув на Анну.

— Элисабет, ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он. Элисабет кивнула и невнятно попросила:

— Воды.

Клейн сходил за стаканом воды и молча постоял у стола, пока Элисабет не отпила пару глотков.

— Спасибо, мне уже лучше. Садись, Клейн. На чем мы остановились, Анна?

— Ну. — Анна пыталась привести мысли в порядок. — Значит, письма, Табор, мое участие — вы просто хотели, чтобы кто-нибудь из тех троих рассказал о случившемся? Сказал правду о смерти Симона так, чтобы у Мари не возникло неприятностей?

Элисабет Видье медленно кивнула.

— Мари — моя ближайшая родственница, единственная наследница, а я не могу передать ей Энглабергу, не разобравшись с прошлым. Вы помогли мне, Анна. Я должна сказать вам большое спасибо.

Элисабет улыбнулась, но Анне было не до смеха. Гнев пульсировал у нее в глазницах, заставлял так сильно сжимать челюсти, что зубы скрипели. Она покосилась на Клейна, встретила его взгляд. Обычное каменное лицо, но под маской клокочет тревога.

— Мы еще не закончили, — глухо сказала Анна.

— Не закончили?

— Нет. Нам еще предстоит разобраться со смертью Джо Рюландера.

— Вот как. Вы нашли что-то, что исключает самоубийство?

Задавая вопрос, Элисабет Видье явно знала ответ. У Анны не осталось никаких сомнений. Ею манипулируют.

Утро субботы выдалось солнечным. Анна и Агнес тихо завтракали, причем их беседа выглядела еще более странной, чем обычно, осторожно-неестественной. Мать с дочерью словно пробирались через разговор на ощупь, чтобы наверняка не наткнуться на Хокана, расследование или газетную статью. Раньше отношения с дочерью представлялись Анне минным полем, но теперь она видела в таком определении слишком много осуждения. Сейчас они с Агнес казались Анне водомерками, виденными недавно на каменоломне. Боязливо, осторожно они движутся друг возле друга, не решаясь на сближение. Вдруг поверхность прорвется, и обеих утянет на глубину.

Вчерашние признания крутились у Анны в голове, и она даже не знала, какое из них впечатлило ее больше. Что друзья Симона избили и унизили его, что Мари Сорди во всем призналась Элисабет или что ее тетка манипулировала ею, Анной, в своих целях. Анна склонялась к последнему.

Во всяком случае, теперь ей известна правда о том, как умер Симон Видье. И все же что-то тревожило Анну, какой-то кончик мысли она никак не могла ухватить.

В понедельник утром она вызовет оставшуюся троицу на допрос и как следует поджарит ее. У них у всех была причина бояться откровений Рюландера. Кайя Бьянка точно не хотела бы, чтобы ее драгоценный бренд ославили в соцсетях. Мари и Бруно, вероятно, не имели возможности платить вымогателю. Хотя в случае Мари все не так очевидно. Она уже призналась во всем Элисабет Видье и наверняка понимала, что тетка нажмет на все рычаги, чтобы раскрыть дело, не бросив тень на Мари. К тому же Анна не могла избавиться от мысли, что помимо четверых друзей есть еще кто-то. Кто-то, кто взял на себя Рюландера, чтобы защитить их.

Зажужжал телефон. Сообщение Лизы Савич.

“Взяла напрокат велосипед, хочу сегодня съездить на каменоломню Мёркабю. Вы не знаете, где это? Тут, похоже, никто не хочет рассказывать. Заранее спасибо”.

Анну настигли угрызения совести. Она уже дважды прерывала встречи с этой приятной молодой женщиной. Анна покосилась на Агнес, которая усердно занималась своим мобильным. Наверное, ей их отношения тоже кажутся странными. Анна припомнила один прием, который однажды уже помог ей.

— Не хочешь еще раз проехаться на каменоломню? — спросила она. — Можем заглянуть на смотровую площадку на северной стороне гряды.

В машине они молчали, но уже через пять минут после того, как они забрали Лизу из “Естис”, настроение изменилось в лучшую сторону. Лиза почесала за ухом Мило, спросила Агнес насчет фотосумки, и разговор быстро вышел на Карла-Ю. Агнес охотно рассказала про фреску и силуэт Симона Видье; Лиза заинтересованно слушала. Анну восхитило умение молодой женщины задавать правильные вопросы в нужное время. Лиза Савич, похоже, была настоящей редкостью: добрым по натуре человеком.