Джон Кейз - Мистерия убийства

— Выходит, вам так и не удалось выяснить, что это значит?

— Я узнала, что это своего рода проклятие. Впрочем, я сообразила это сразу, глядя на то, как ведёт себя Амалия. Но почему вас это так тревожит?

— Она велела вам не передвигать их и даже к ним не прикасаться?

— Да.

— Полицейские взяли их у меня как вещественное доказательство.

— То же случилось и со мной. Вообще-то, разыскивая следы крови, полиция уничтожила массу находящихся в палатке вещей, да и палатку тоже. Вы и представить не можете, в каком состоянии мне вернули мои пожитки. Когда они забирали вещи, был составлен список. Мне сказали, что таков порядок.

— Да, это называется «Перечень предметов, изъятых в ходе обыска».

— Да-да. Так они и говорили. Но некоторые вещи мне не вернули. На перечне рядом с такими пунктами имелись пометки «Уничтожено при тестировании». — Эмма изобразила рукой в воздухе вопросительный знак и покачала головой. — Десятицентовые монеты находились в маленьком мешочке. Когда мальчики нашлись, я выбросила монеты в океан — одну за другой.

Я встал у раздаточного окна, когда она вышла наружу, чтобы выдать клиентам пару пляжных зонтов. За это время мне удалось продать два мороженых и хлопушку в виде ракеты.

— Я не вижу связи с вуду, — сказал я, когда Эмма вернулась. — Парень, укравший моих детей, был белым.

— И мои парни заявили, что похититель не был темнокожим. Я тоже не могу ничего понять. Один из детективов сказал, что здесь может действовать преступная группировка, специализирующаяся на похищении детей.

— Эмма…

— Прошу вас, постарайтесь называть меня Сьюзи.

— Простите, Сьюзи.

Она сидела на табурете, закинув ногу на ногу. Я обратил внимание, что ногти на ногах выкрашены в пять различных пастельных тонов и похожи на конфеты «цветной горошек».

— Вы позволите мне поговорить с ребятишками?

— О Боже, — вздохнула она, — я так и знала, что дело закончится этим.

— Может, им известно что-то для меня важное. Не знаю, правда, что именно.

— Мне страшно не хочется вновь возвращаться к этому делу. Ведь они могут сказать вам нечто такое, что вы захотите сообщить полиции. Полиция их допросит, и сведения об этом просочатся в прессу. Я не хочу, чтобы всё началось заново, — со вздохом добавила она, устремив взгляд в потолок.

Ветер на пляже, усилившись, бросал на стены павильона пригоршни песка, перекрывая шум генератора. Надувной заяц над нами рвался из своих железных постромок, пытаясь умчаться в небеса. Когда Эмма снова взглянула на меня, в её глазах блестели слёзы.

— Наверное, мне не стоило вас просить, — сказал я.

— Но разве вы могли иначе? — Она, словно ребёнок, протёрла глаза костяшками сложенных в кулачки пальцев, набрала полную грудь воздуха и надула щеки, став похожей на северный ветер в детских комиксах. Её резкий выдох напоминал миниатюрный взрыв. Сочувствие к собрату по несчастью сумело в конце концов одолеть инстинкт самосохранения. — О'кей, — сказала она и закрыла глаза, словно не желая видеть собственную капитуляцию.

Эмма установила свои правила и заставила меня «поклясться детьми», что я эти правила не нарушу. Во-первых, я обещал обращаться к мальчикам по их новым именам — Кай и Брэндон. Во-вторых, не давить на парней, если им вдруг почему-то не захочется отвечать на мои вопросы. Беседа должна продолжаться не более пятнадцати минут, и всё, что они скажут, предназначалось только для моих ушей. И так далее и тому подобное. Больше всего меня поразило, что после случившегося она всё ещё продолжает верить в честное слово.

Мы встретились следующим вечером. Увидев впервые Кая и Брэндона, я чуть не задохнулся от нахлынувших на меня чувств. И вовсе не потому, что они были похожи на моих парней. Нет, никакого внешнего сходства. Но эти близнецы вели себя точно как и мои. Они так же смотрели друг на друга, так же вместе играли, прерывали один другого, заканчивая начатую братом фразу, и в разговоре искали взглядом поддержку.

Я приготовился выслушать историю ужасов, но их слова вселили в меня некоторую надежду.

— Где вы находились? — спросил я, переводя взгляд с одного на другого. — Как это место выглядело?

— Это был большой дом, — сказал Брэндон, взглянул на брата, и тот, ответив ему едва заметным кивком, добавил:

— Просто здоровущий.

— С громадной лужайкой.

— Куча деревьев. Совсем как лес.

Кай посмотрел на брата и, пожав плечами, уточнил:

— Кажется, это были ёлки.

— Да, — согласился Брэндон, глянул на мать и добавил: — Совсем как в парке «Гранд-Тетонс».

— Мы жили там пару месяцев, — уточнила Эмма. — Я работала в Джексоне, в ресторане.

— Мы там ели бифштексы из бизонов, — сморщился от отвращения Кай.

— А другие люди у вас бывали? Я говорю о большом доме. Те, кто стриг газон, например? Или выполнял другую работу? Или там был только человек, который увёз вас в машине из «Макдоналдса»?

— Только он. Там иногда появлялись другие люди, но мы их не видели. В это время мы оставались в большой комнате. Так велел нам док.

Док. Словечко мне не понравилось, и я тотчас вспомнил доктора Менгеле, Папу Дока и Бейби Дока.

— Но он не велел нам сидеть тихо и все эдакое.

— И всё такое, — поправила Эмма.

— И всё такое. Мы даже могли играть в разные электронные игры.

— Но почему вы ни с кем не встречались?

— Потому что этот человек мог проговориться, и тогда мамочке, — бросил он взгляд на Эмму, — будет плохо и мы никогда её больше не увидим.

— Подойдя к ним в «Макдоналдсе», — пояснила Эмма, — этот человек назвался моим другом, сказал, что я должна вернуться в клинику и мне не хватило духу сказать моим дорогим мальчикам…

— Док сказал нам, что у неё, как это… рецидив.

— Он сказал также, что моё сердце не выдержит прощания с ними, — вмешалась Эмма, — и я не выйду из дамской комнаты до тех пор, пока они не уедут. Он заверил мальчиков, что я вернусь к ним, как только мне станет лучше. Но поскольку у него нет разрешения на то, чтобы забрать их к себе, их передадут под опеку в другие семьи, как только станет известно, где они находятся. И после этого уже никогда не позволят жить вместе со мной.

— Никогда впредь, — мрачно произнёс Кай. — Именно так сказал док.

— Теперь у нас есть пароль, — вступил в разговор Брэндон, — и мы будем точно знать, правду говорят о мамочке или нет.

— Только не говори ему! — оборвал брата Кай.

Брэндон ожёг его взглядом, повернулся ко мне и произнёс с извиняющейся улыбкой:

— Мы не должны никому говорить это слово, потому что один человек может сказать другому, и тот сумеет нас обхитрить.

— Прекрасный план! — восхитился я, чувствуя, как истекают пятнадцать отпущенных мне минут. — И чем же вы занимались целый день? Играли в электронные игры? Смотрели телевизор?