Эдвин Хилл - Слабое утешение

– Снаружи.

– Где именно?

– Я велел ей спрятаться за домом.

– Полиция Сомервилля нашла телефон? Они запросили распечатку звонков?

– Мне не больно-то много говорили.

– Идемте. – Они вышли из квартиры и спустились по лестнице. – Кейт пряталась здесь? – уточнила Анджела, подходя по сугробам к клумбе с рододендронами. Морган кивнул. – Наберите номер телефона.

Морган сделал, как она просила.

Анджела закрыла глаза и прислушалась, уловив наконец слабый приглушенный рингтон. Когда он умолк, она попросила Моргана заново набрать номер. Опустилась на четвереньки и принялась рыться в снегу, пока не нашла телефон. Сразу же открыла историю звонков и поискала номера с кодом 630. Позвонила Стэну.

– Не спорь, – с ходу сказала Анджела. – Просто пробей один адрес.

Когда погас последний луч солнца, Сэм добрался до холмов за озером. Остановился в тенистой роще хвойных деревьев и достал последнюю открытку. Она была черной – фотография ничего. Сэм посидел в машине, чувствуя, как в салон просачивается холод. Взъерошил волосы на голове Кейт и спросил:

– Проголодалась, малышка? Осталось последнее дело. Закончу с ним и перехватим чего-нибудь? Что хочешь?

– Вафя юбит пиццу, – сказала Кейт.

– А Мартышка любит?

Кейт кивнула.

– Мне тоже пицца нравится, – сказал Сэм. – Только придется еще и морковку съесть, договорились?

– Да, – ответила Кейт.

Дальше по улице стоял дом Лайлы. Притулившийся среди деревьев, он казался таким уютным, каким Сэм его никогда не знал. Годы назад встреча с Гейбом пробудила в нем какое-то чувство, похожее на то, что сейчас в нем вызывала Кейт. Потребность оберегать. На озере, ощутив в штанах руки того мужика, а в руке – топорик, Сэм возбудился. Лезвие вспороло кожу, и кровь хлынула на пол такими восхитительными брызгами. Однако больше, чем само убийство, чем вид угасающей жизни, Сэма порадовало ощущение силы и переворота: то, как вожделение в глазах мужчины сменилось сперва смущением, а потом ужасом. Сэм, в некотором смысле, даже надеялся, что сегодняшняя встреча – возвращение к началу, – пробудит в нем нечто новое, доброту и щедрость, каких он сам никогда не знал.

Дверь дома открылась, и наружу в свете фонарей выбежала свора дворняжек. Они принялись нарезать круги во дворе, по очереди пуская струю на снег. Лайла тоже вышла: в резиновых сапогах, шагая через сугробы. От косы она так и не избавилась.

– Собаськи, – сказала Кейт.

– Я буду с ними осторожен, – пообещал Сэм. – А ты присмотри за Мартышкой, ладно? Чтобы с ней не случилось ничего плохого.

Лайла немного поиграла с собаками, а потом отошла к накрытому синим брезентом штабелю дров. Смахнула с него снег, приподняла. Из одного полена торчал топорик. Лайла набрала охапку дров, а потом замерла и настороженно прислушалась. Всмотрелась в темноту, и Сэм наконец разглядел ее лицо, хотя сама она точно его не видела. Лайла шагнула к дороге, а потом вроде как передумала. Свистнула, и собаки выстроились за ней в колонну виляющих хвостов.

Сэм перевернул открытку и написал на обороте заглавными буквами: «ПРОЩАЙ». Это не было точной цитатой, но ведь люди в кино постоянно прощаются, к тому же эта открытка все равно была последней. Интересно, узнает ли его Лайла, когда он постучит в дверь, ужаснется ли, как ужаснулась до нее Шерил Дженкинс?

– Пять минут, и я вернусь, – пообещал Сэм.

– Пять минут, и папоська вейнется, – сказала Кейт Мартышке.

Подойдя к дому, Сэм выдернул из полена топорик. Изнутри донесся лай.

Эстер замахнулась снегоступом, но не смогла ударить снова. Гейб лежал, распростертый на полу, с виска у него стекала струйка крови. Тогда Эстер схватила лежавший у камина плед и накинула его себе на плечи. Принялась натягивать снегоступы поверх кед, все это время представляя, как Гейб хватает ее, связывает по рукам и ногам, как из-за деревьев появляется Сэм. Она вспомнила, как заперлась в шкафу у себя дома, как пыталась протиснуться в узкую собачью дверцу. Услышала, как хлопает крышка багажника, как хрустит под подошвами тапочек снег. Вспомнила, как приготовилась умереть.

Наконец она надела снегоступы.

В переднем кармане у Гейба лежали ключи от машины, Эстер видела их контур под тканью. Она попыталась достать их, но Гейб замычал, схватил ее за руку. Эстер вырвалась и бочком спустилась с крыльца. Гейб пополз за ней, ухватил за край пледа, но Эстер сумела вырваться.

Побежала.

Она скакала по сугробам, как в замедленной съемке. Снег сыпался на спину, набивался в кеды. Ветки царапали и цеплялись за плед.

Голову выше, руки вытянуть. Найти просвет в деревьях. Отыскать следы.

Составить планы.

Думать о доме.

Найти Кейт.

Как они проведут остаток жизни? Первым делом Эстер скажет Моргану, что поняла, кто они теперь, что они берут заблудших и брошенных, потому что наделены любовью, как никто другой, что они откроют сердца для всех, кто придет: собаки, кошки, кролики, крысы… дети. Эстер вообразила, как Вафля лижет ей лицо. Она отправится с собакой гулять в парк и станет бросать ей мячик, пусть даже эта проклятущая псина не желает его приносить. Она видела, как седеет Морган, а у нее самой морщинки смеха становятся глубже.

А самое главное, она видела, как взрослеет Кейт: вот у нее уже проколоты уши, вот она краснеет на первом свидании, вот учится водить. Она видела Кейт рядом с собой, теперь и навсегда.

Плед зацепился за ветку, и Эстер бросила его висеть на дереве. Споткнулась о камень и полетела головой вперед, потом встала на четвереньки и поползла. Впереди, за деревьями уже показалась дорога и заваленная снегом машина.

Эстер подергала за ручки дверей. Заперто. Тогда она смахнула снег с ветрового стекла и написала пальцем свое имя – вдруг кто найдет машину. Потом сбросила снегоступы и выбежала на дорогу. Поискала взглядом дом, любой, лишь бы в нем кто-нибудь жил.

Она бы съела на завтрак пиццу и в семьдесят седьмой раз посмотрела «Кошек». Отыскала бы Дафну, лишь бы только сказать: «Поступай как знаешь, будь кем захочешь, бери времени сколько надо, хоть до конца жизни, но мы все равно останемся подругами, и я не перестану любить тебя, я знаю, что ты мне веришь. Кейт пусть остается со мной, или с нами, она все равно вырастет чудесным человеком».

Захотелось отлить, и Эстер не стала сдерживаться. По ногами потекло, впитываясь в штанины пижамы, и Эстер испытала благодарность за мимолетное тепло.

Она еще переоденется. Растопит руки и ноги над открытым огнем. Станет здороваться с соседями и заведет новых друзей. Будет выпивать с ними.

Навестит мать.

Возможно.

Эстер побежала к холмам, к дому Лайлы. Миновала чью-то нерасчищенную подъездную дорожку, которая вела к дому: огни в окнах не горели, дым из трубы не валил, и машин во дворе не стояло. Легкие горели. Руки болтались плетьми, а ноги будто растянулись до немыслимой длины. Крохотный домик показался за поворотом, освещенный выглянувшей из-за туч луной. Из трубы валил дым. Желудок издал звук, больше похожий не на урчание, а на жалобный стон оголодавшей собаки. Эстер сейчас навернула бы офигенно большой сэндвич с пастрами, самый большой, какой она видела. С горчицей. И еще гору картошки фри.