Сергей Изуграфов - Смерть на Кикладах. Сборник детективов №1

– Ничего страшного не произошло, – сказал он. – Ушибы, синяки. Хрящи не повреждены, кости целы. Сознание он потерял, по-видимому, больше от страха. Мне здесь делать нечего. Этому человеку надо лечить не горло, а совесть. Но здесь я бессилен со всей своей хирургией. Пусть прикладывает лед, чтобы не распухло горло, будет болеть – пьет обезболивающее. Я вынужден вас покинуть: мне нужно обойти еще несколько постояльцев по просьбе хозяйки. Да и ей самой, возможно, потребуется моя помощь.

– Кстати, – уже уходя, доктор повернулся к Алексу и улыбнулся: – Мы собирались поужинать с вами, поговорить об Андалусии. Как вы смотрите насчет сегодняшнего вечера? Мы с женой вас приглашаем: береговая таверна старого Леонидоса, в восемь часов вечера вас устроит? Знаете, где это?

– Благодарю вас, Карлос! Да, конечно, я знаю. Буду в таверне в восемь вечера, – ответил Алекс с легким поклоном.

Алекс вышел из отеля и направился прогуляться в город: ему необходимо было привести мысли в порядок. По дороге в одном из магазинчиков он купил сим-карту местного провайдера, поставил в телефон и, найдя удобную лавочку в тени огромного старого платана, уселся на нее и набрал номер Виктора Манна.

– Как зовут, говоришь, этого старого козла? – переспросил Виктор. – Константинос Галифианакис? Записал, будем проверять. Хотя шансов мало, что у нас на него что-то есть. А откуда он?

– Да черт его знает, откуда-то с материка, вроде бы двоюродный брат Георгиоса Аманатидиса. Думаю, пробьете. Если он действительно юрист или нотариус, должен же он быть в государственном реестре нотариусов или состоять в адвокатской коллегии.

– Аманатидиса? Это покойный хозяин виллы? Крепкий мужик, что ли, был?

– Почему крепкий? – не понял Алекс.

– Эх ты, лингвист, – весело рассмеялся Виктор. – Учи матчасть! В данном случае – греческий. «Аманатидис» переводится как «жилистый, крепкий».

– Ясно. Не знаю, как отец, а сын его, Димитрос – точно парень крепкий, – ответил Смолев. – И вот что еще, полковник… Меня кольнуло, как этот нотариус по-английски чешет. Принстон из него так и прет. Как будто он там лет двадцать прожил.

– Хм-м-м… А ты не ошибаешься? – сразу стал серьезным полковник. – Ладно, проверим. До связи!

Прогуливаясь по городу, Алекс встретил чету английских археологов. Несколько часов вместе с Лили и Джеймсом Бэрроу они с удовольствием изучали старый город и венецианскую крепость, отдыхали в кафе с прохладительными напитками. Уже ближе к вечеру распрощались в отличном настроении, довольные проведенным днем, прогулкой и компанией друг друга.

Алекс отправился на набережную разыскивать по памяти таверну старого Леонидеса. Время подходило к восьми часам. В пунктуальности испанской пары у него не было ни малейших сомнений.

Таверну он нашел, скорее, по запомнившемуся ему запаху спагетти с омарами – астакомакаронадо, поскольку уже стемнело, и все казалось иначе, чем днем. Везде играла музыка, пели, танцевали, горели огни и факелы, мелькали тени, носились официанты. У входа в таверну традиционно стоял зазывала. Смолев уточнил, туда ли он попал и, убедившись в правильности выбора, зашел в таверну. На часах было без двух минут восемь. Испанская пара уже сидела за столиком. Заметив Алекса, они поднялись, чтобы сердечно его поприветствовать.

Вспоминая позднее этот вечер в греческой таверне, Смолев всегда внутренне улыбался, у него теплело на душе: настолько замечательными людьми оказались синьор Карлос и синьора Долорес. Умными, обаятельными, блестяще образованными, с тонким чувством юмора. Синьор Мойя был великолепным собеседником, готовым поддержать любую тему, интересную для всех. Сам выбирал темы для разговора, связанные с искусством, поэзий, древней историей, виноделием и кулинарией. А поскольку все эти темы были для Алекса, как глоток свежего воздуха, то и ужин пролетел для него незаметно. Еще он отметил, как нежен и внимателен был синьор Карлос к своей супруге, как ласково он ей улыбался и ухаживал за ней. От взгляда Смолева не укрылось и легкое удивление синьоры Долорес, видимо, давно отвыкшей от подобных знаков внимания со стороны супруга, больше знакомой с его сплином, раздражительностью и дурным настроением. Было видно, что ее Карлос счастлив, он смеялся и шутил, ему было хорошо, а больше ей и ничего не было нужно. Может, и вправду, случится Божье чудо и болезнь отступит? Долорес не знала, что и думать, она просто радовалась, – и вечер удался на славу.

Алекс снова вернулся в комнату далеко заполночь, в отеле была тишина; постояльцы, видимо, все давно спали. Недосып нескольких дней ожидаемо и неизбежно сказался на нем: на следующий день он проспал завтрак, и был разбужен требовательным стуком в дверь номера. Стук не прекращался. Сквозь сон он расслышал за дверью голоса. Как будто стучали уже в две руки!

Накинув халат и распахнув дверь, он увидел зареванную Катерину, немного смущенного полноватого грека в костюме и при галстуке, с большой кожаной папкой в руке, двух полицейских в форме, – и сразу понял, что стряслось какое-то несчастье.

– Катя, милая, что случилось? – спросил он растерянно, усилием воли прогоняя остатки сна. – И почему ты снова плачешь?

– Беда у нас! Константиноса убили, – сквозь слезы ответила девушка. И, резко мотнув головой, добавила: – Да наплевать на него, на мерзкого паука! Плачу я не из-за него, будь он трижды проклят! Это инспектор Антонидис. Он хочет с вами поговорить.

Смолев раскланялся с инспектором и пригласил его в номер. Катерина зашла следом, теребя и комкая в руках мокрый от слез платок.

– Алекс, они арестовали Димитроса. Секретарь пришел в себя и дал на него показания. И еще, – полиция говорит, что старика зарезали в номере ножом для бумаг. У всех взяли отпечатки – и с ножа тоже. В общем, там отпечатки Димитроса. Его сразу арестовали и увезли в участок. Мария тоже уехала в участок, она сказала, что будет добиваться свидания. Матушка Ирини слегла с сердцем. Этот мерзкий хлыщ Митрас сидит на террасе с победной рожей и пьет ракомело. Мы не знаем, что делать! Спасите нас! – причитала горничная.

Инспектор нетерпеливо покашлял в кулак и вопросительно посмотрел на Смолева. Тот проснулся окончательно и принял для себя важное решение.

– Здравствуйте, инспектор! С сегодняшнего утра я представляю интересы Димитроса Аманатидиса!

Всё, что скрыто теперь, раскроет некогда время.

Инспектор Теодорос Антонидис страдал и томился. Он был на Наксосе человеком новым. Чужаком. Никак себя не проявившим за те двадцать месяцев, что провел на острове в должности начальника уголовной полиции. «Да и как себя тут проявить?» – тоскливо вздыхал он, когда грустные мысли приходили ему в голову по поводу загубленной, как он считал, карьеры детектива. Весь остров – восемнадцать тысяч жителей, половина – старики-пенсионеры. Ни одного громкого дела почти за два года.