Эва Гарсиа Саэнс де Уртури - Жало белого города

– А это студент, вот смотрите, слева, – рассказывал старый хозяин хостела.

Второй парень был настоящий красавчик, смуглый, с короткими черными волосами, худой – он смотрел в камеру прямо и доброжелательно, одной рукой обнимая Нанчо за плечи, словно делая его участником вечеринки.

– У вас сохранилось его имя?

Старик поднял прозрачную защитную пленку и перевернул снимок.

– Хм, почему-то здесь не указано… как же так… – растерянно пробормотал он. – Но у меня есть и другие, не беспокойтесь.

Он листал страницы, показывая мне фотографии – прошлых лет, запечатлевших Нанчо вместе со своим другом. Они были рядом все время. На одних снимках разговаривали, что-то друг другу рассказывали. На других корчили рожи перед камерой с бесстыдством юнцов, которым нет и двадцати.

– Видите? – Старик показал мне один из снимков. – Нанчо вдруг начал курить, как паровоз, что очень не нравилось его другу. Сам журналист не курил и не позволял Нанчо дымить в общей комнате. В ночь своей гибели Нанчо был один. Думаю, бедняга уснул с сигаретой.

Он был прав. На всех последних фотографиях Нанчо позировал с сигаретой в зубах. Всего я насчитал семь снимков, где они были вместе, и от одного фото к другому перемены в облике Нанчо бросались в глаза все сильнее.

– Можно достать из альбома все фотографии, на которых изображен Нанчо? Обещаю, что они вернутся на свои места.

– Забирайте… Потом как-нибудь разберемся, – старик согласно кивнул.

Я разложил фотографии в одну линию на низком столике в гостиной, отодвинув в сторону печенье.

Перемены в Нанчо не просто были очевидны: в них было нечто пугающее. В продолжение месяца он похудел, остриг волосы и носил ту же куртку «Ливайс» с красной этикеткой и воротом из белого искусственного меха, что и его друг. На последних снимках облик Нанчо изменился настолько, что его невозможно было узнать. Он смеялся, как остальные постояльцы, снисходительно болтал с какими-то девицами в мини-юбках, на других снимках обнимал своего друга, держа в руках кружку пива, с неизменной сигаретой в зубах.

«Ничего себе, настоящий хамелеон», – подумал я.

Это была не просто социальная мимикрия: превращение Нанчо выглядело чем-то нездоровым. Он не только приспособился к окружению. Он ему подражал, он полностью преобразился, у него поменялась личность… и, быть может, со временем он занял чужое место, оставив позади себя сожженную оболочку.

Я перевернул фотографии. К счастью, некоторые с обратной стороны были подписаны. Я передал их старику.

– А вы можете вспомнить имя того студента, журналиста?

– Сейчас, – сказал он, надевая толстые очки. – Марио, так его звали. Марио Сантос.

«Как? Этого не может быть», – пронеслось у меня в голове.

– Простите, вы сказали Марио Сантос? – недоверчиво переспросил я. – А не могли бы вы посмотреть свой архив? Я слышал, там имеются личные данные и номера паспортов.

Марио Сантос – то же имя, что и у журналиста из «Коррео Виториано»? Нет, этого не может быть. Это кто-то другой. Марио был самый спокойный и любезный парень, которого я знал, прямо как…

«Прямо как Нанчо, – подумал я. – Прямо как Нанчо».

Любому следователю, изучающему психологию убийц, знаком священный момент, когда воображаемые характеристики совпадают с конкретным человеком из реального мира, когда некто точно вписывается в размеры костюма, сложившегося в голове у следователя, тщательно проанализировавшего все его действия.

У меня случился инсайт, ослепительный момент прозрения. Передо мной на столике лежали семь фотографий, а в горле застряло пережеванное печенье.

«Прямо как Нанчо».

Разыскать старую картотеку с данными о постояльцах оказалось не так просто. Старик хранил их в сотнях маленьких стопок, разложенных в двух больших ящиках. Нам пришлось просмотреть тысячи карточек, пока мы наконец не нашли ту, на которой изображался Марио. Марио Сантос Эспиноса, дата рождения 16 апреля 1971 года. Фотография на карточке не слишком напоминала того Марио Сантоса, которого я знал. Зато когда я снова взглянул на одну из последних фотографий Нанчо в хостеле, постройневшего, подстриженного под машинку, кровь застыла у меня в жилах. Да, это был Марио, с которым я столько общался в последние годы. Двадцатилетний Марио, все еще огненно-рыжий. Менее солидный, более худощавый, лицо еще не сформировалось полностью, но я узнал эти прямые брови, близко посаженные карие глаза…

Это был он, всегда был он. Нанчо Лопидана нарушил приказ своих братьев и вернулся в Виторию другим человеком. Двадцать лет подряд он исподволь руководил изданием главной газеты виторианцев, отсылая в конкурирующее издание скандальные фотографии.

Его деятельность обеспечивала доступ во все исторические здания; спокойные манеры и безукоризненно мирный вид позволяли безнаказанно приближаться к любой жертве.

Боже! Он даже меня использовал, терпеливо завоевывая мое доверие, ни разу не надавив и не утомив своим обществом.

– Знаете, я думаю, вы правы, – сказал я старику, изображая спокойствие, которого не чувствовал. – Вы были абсолютно правы, заподозрив исчезновение Марио Сантоса. Я постараюсь исправить полицейскую ошибку, но в качестве доказательств мне понадобятся эти снимки и карточка из архива. Могу ли я получить ваше согласие, чтобы забрать их официально?

– Конечно, сынок. А когда расследование закончится, вы уж меня не забудьте – позвоните и скажите, что там на самом деле произошло. Сколько лет все это не выходит у меня из головы.

– Договорились. – Я крепко пожал ему руку – так, как всегда пожимает дедушка. – Даю вам слово.

Я помчался назад в Виторию, увозя с собой свою фотографическую добычу, и в голове у меня гудел целый встревоженный улей.

Марио?

Марио Сантос?

Я подключил гарнитуру, позвонил Эстибалис и вкратце рассказал о встрече.

– Он хамелеон, Эсти. Нанчо Лопидана многие годы выдавал себя за другого. Как, черт возьми, мы могли догадаться, что теперь он Марио? Он же мог стать кем-то другим. Ты получила конверты, которые отправляли в «Диарио Алавес»?

– Да, я их забрала и рассказала обо всем заместителю комиссара. Их отправили в лабораторию в Бильбао, чтобы проверить, не сохранилось ли на них остатков слюны и нельзя ли сделать генетическую пробу. На это уйдет несколько дней, но это также поможет связать Марио Сантоса с делом, если найдем совпадение.

– Я знаю, Эстибалис. Я знаю. Я бы хотел, чтобы ты обратилась в банк данных и проверила, числится ли за Марио Сантосом, журналистом, которого мы оба знаем, паспорт со следующими номерами… Записывай.

Я продиктовал Эсти номер, указанный в пожелтевшей от времени регистрационной карточке хостела, и услышал, как моя напарница яростно стучит по клавиатуре. До Витории оставалось минут двадцать. Я хотел бы домчаться по воздуху и разом покончить с этим делом, однако старался быть осторожным и соблюдать скоростной режим.