Эва Гарсиа Саэнс де Уртури - Жало белого города

Я молчал, не желая об этом говорить, но по отношению к ней это было несправедливо. Не важно, кто она, случайная партнерша по бегу трусцой или мой непосредственный начальник, – она открылась без анестезии. Мог ли я позволить себе нечто подобное?

– Из-за друга, – в конце концов ответил я.

– Что? Ты о чем?

– О том, почему оказался в отделе уголовного розыска и специализируюсь в психологии преступников. Это было из-за друга. В другой раз, когда мы встретимся, я все тебе расскажу, обещаю. Честно. Но не сегодня, неохота сейчас это обсуждать. Для этого мне надо немного подумать.

– Хорошо, давай в другой раз. Договорились, – кивнув, она и улыбнулась. – Кстати, эта чужеземка предпочитает разделять работу и все остальное и не говорить о работе во время бега. Думаю, для нас обоих это вопрос психической гигиены.

– Согласен, – откликнулся я, заметив при этом, что на лице ее мелькнуло то же самое обеспокоенное выражение, которое я подметил в кабинете. – Сейчас ты добавишь, что…

– Что через час жду вас с инспектором Гауной у себя в кабинете. У нас важные новости по делу об убийстве в Старом соборе.

– Отлично. В итоге смена имен – не так уж плохо, – ответил я, воодушевившись.

Добежав до площади Белой Богородицы, мы простились.

– Исмаил…

– Бланка…

Когда я вошел в кабинет, Эстибалис и заместитель комиссара уже поджидали меня. Усевшись у круглого стола, внимательно просматривали какие-то папки.

– Мы установили личность всех четверых убитых, – Айяла. Как мы и боялись, двум первым по двадцать, а последним – двадцать пять, – сказала помощник комиссара, протягивая мне отчет с личными данными.

– Результаты вскрытия готовы? – спросил я.

– Только двоих первых, обнаруженных в Старом соборе. Оба умерли от удушья, вызванного укусами дюжины пчел. В обоих случаях признаков сексуального насилия не обнаружено. Ни следов, ни волосков, ни частиц кожи. Есть только состав клея от упаковочной полипропиленовой ленты, которую убийца или убийцы использовали, чтобы заклеить им рот. Это акриловый клей, он очень распространен, и нет ни малейших шансов проследить его происхождение. Такая упаковочная лента встречается чуть ли не в каждом доме. Любой может приобрести ее в хозяйственном магазине или в крупных торговых центрах типа «Леруа Мерлен» или «Бульвар». Но вот еще одна любопытная подробность: обоим вкололи в шею жидкую разновидность флунитразепама, рыночное название – рогипнол. Вам это о чем-то говорит?

– Date rape , наркотик изнасилования, который используют во время свиданий, – откликнулась Эстибалис. – В нашей стране вот уже много лет не было подобных случаев.

– К счастью, – добавил я.

Рогипнол был седативным препаратом, в двадцать раз более мощным, чем валиум, ставший в семидесятые годы популярным в Майами из-за его эффекта при смешении с алкоголем. У него много названий: веревка, таракан, рофи, мексиканский валиум…

– Как интересно, – сказала Эстибалис. – Рогипнол найден также в крови юноши пятнадцати лет из предыдущих преступлений, как раз в смешении с алкоголем.

– Еще одна важная деталь, – сказал я, – отчет о вскрытии пятнадцатилетней девушки исчез. Это может быть определяющим в раскрытии новых преступлений, учитывая неожиданный поворот, который принимает дело. Мы спросили об этом Игнасио Ортиса де Сарате, но тот, по-видимому, не придает пропаже особого значения. Посоветовал обратиться к Панкорбо, который занимался этим делом вместе с ним.

– Встретьтесь с ним и выспросите все подробности, касающиеся старого дела. В нынешних обстоятельствах это самый надежный свидетель.

– Пожалуй, – поддакнул я, хотя уверен не был.

К Панкорбо я пока не обращался. Когда мы с Игнасио разговаривали, у меня сложилось впечатление, что он считает своего напарника кем-то более значительным, чем я предполагал.

– А имена новых жертв? – Я постарался сменить тему.

– У всех типичная для Алавы двойная фамилия, – сказала она. – Первая часть обычная – Мартинес, Лопес, Фернандес, Санчес, зато вторая – топоним одного из поселений в Алаве.

– Иначе говоря, нынешний убийца руководствуется теми же характеристиками, что и двадцать лет назад, – подытожил я.

– Не совсем, – вмешалась Эстибалис. – Он изменил орудие преступления.

– Но на этом всё, Гауна. Этот убийца тоже оставляет после себя опознавательный знак – эгускилоры, – ответил я, наблюдая за ее реакцией при слове «эгускилоры».

– Мы пока не знаем, являются ли они опознавательным знаком, – категорически ответила Эсти.

– Этот языческий, или, если угодно, фольклорный, элемент раз за разом появляется на месте преступления. Убийца просто раскладывал эти цветы вокруг жертв, непосредственно для убийства они не использовались. Так во всех учебниках криминалистики описывают фирменный знак. Не будем также забывать, что эта деталь до сих пор не по-явилась в прессе. Это один из признаков того, что перед нами одно и то же лицо или по крайней мере некто находящийся в прямом контакте с предыдущим убийцей.

– В любом случае, – примирительно заметила заместитель комиссара, – очевидно, что вся серия убийств содержит необъяснимый на первый взгляд элемент: это выглядит делом рук одного убийцы, но убийца в тюрьме, а потому на этот раз не мог действовать.

– Совершенно верно, – кивнул я.

– Тогда давайте шаг за шагом, – продолжала она. – Начнем с девушки двадцати лет: Энара Фернандес де Бетоньо, изучала оптику в Мадридском университете Комплютенсе. Ее отец вот уже более тридцати лет содержит магазин оптики на улице Сан-Пруденсио. Семья, известная по всей Витории, как утверждает судмедэксперт. Во время каникул девушка подрабатывала в магазине отца, показывала оправы на витрине, как и в последние недели. Прилежной студенткой не была. Проблем с правосудием или наркотиками за ней не числилось, хотя в токсикологическом отчете указано, что, помимо рогипнола, в крови найдены следы антидепрессантов. Надо выяснить у отца, в курсе ли он чего-то подобного. Мать уже в дороге: говорят, она была в командировке в Соединенных Штатах, но мне кажется, что у нее там любовник. Поговорите с друзьями, подругами, членами семьи… Важно все: знала ли она вторую жертву, не являлись ли они парой, не было ли между ними каких-то отношений. Надо выяснить, почему преступник выбрал именно ее.

– Где она жила? – спросил я.

– В квартире, принадлежащей их семье, прямо над магазином на улице Сан-Пруденсио.

– Как все просто, – пробормотал я.

– Что вы хотите этим сказать? Что значит просто?

– Если убийца хотел убить молодых виторианцев с типичными алавскими фамилиями, он не слишком утруждал себя исследованиями переписей или баз данных: на оптике указано имя владельца. Требуется всего несколько дней, чтобы выяснить, что у него есть дочь соответствующего возраста, которая работает вместе с ним. Они живут в центре города, в пешеходной зоне; ему даже не пришлось выслеживать ее на машине, чтобы выяснить привычные маршруты и распорядок дня: во сколько приходит на работу, во сколько возвращается домой. В день, когда произошло убийство, вся молодежь Витории на улице, дома никто не сидит. Возможно, он перехватил ее по дороге.