Эва Гарсиа Саэнс де Уртури - Жало белого города

8 августа, понедельник

Я был в скверном расположении духа. Продумав все выходные над тем, как быть с братом Эстибалис, решил действовать так, как указывает профессиональная этика, пусть даже лично мне это будет непросто. Даже если я потеряю Эсти.

Мне не хотелось проводить выходные в Витории, и я уединился в Вильяверде, убежав от шумной и фантасмагорической атмосферы, в которой чувствовал себя марсианином. Убежав от неловкости, которая не давала мне спокойно общаться с друзьями из общей тусовки. Убежав от бессонницы во время выходных, завершающих шумную праздничную неделю.

К счастью, жара отступила, температура в воскресенье упала чуть ли не до пятнадцати градусов, и все вздохнули с облегчением.

Герман и Мартина приехали к дедушке на обед под предлогом того, что хотели передать мне угощение с праздника Белой Богородицы – невероятно вкусный десерт с клубничным муссом, сливками и поджаренным безе, который я ел каждый год. Я молча поблагодарил их за эту поддержку, обещавшую хоть немного помочь мне воспрянуть духом, а Мартина рассказывала, что после химиотерапии ее наконец выписали, и ей не нужно было посещать врача в ближайшие шесть месяцев.

– Может, вам поехать куда-нибудь в августе, отпраздновать это дело? – предложил я. – Поезжайте туда, где действительно прохладно и очередная волна жары, от которой плавятся тротуары, вас не настигнет.

На самом деле мне хотелось, чтобы они оказались подальше от ежедневного ужаса, угнездившегося в Витории, подальше от праздников, от постоянной угрозы, висевшей над всеми нами, пока преступник не будет пойман.

– Возможно, мы так и сделаем, Унаи, – кивнул Герман, оценив идею. – А может, тебе тоже с нами поехать?

«Я не могу, – подумал я. – И ты отлично это знаешь».

– Неплохая мысль, – соврал я. – Можем вернуться к ней после праздников.

Я понимал, что в понедельник рано утром мне не следовало выходить на пробежку. Что улицы будут принадлежать не мне, а пьяницам и запоздалым любителям свободного секса. Но превыше прочих соображений не выносил мысли, что мы с Альбой будем разделены, не выносил холодности, к которой нас обязывала ее должность, когда она общалась со мной у себя в кабинете.

Надев легкую толстовку с капюшоном, я выбежал из подъезда на площадь. Было все еще темно и прохладно. Я бежал, готовясь к встрече зари во всех смыслах этого слова [47] Alba ( исп.) – заря, рассвет ( прим. переводчика ). .

Побегал по пешеходным улицам, обогнул Средневековый квартал, стараясь держаться подальше от мест, где днем играл оркестр, и устремился по бульвару Флорида, оставив справа от себя парк, чьи толстые стволы и густые кусты защищали от нескромных взглядов лежащие на земле пары, которые познакомились полчала назад и стремились подарить друг другу настоящую любовь.

Через полчала я почувствовал себя идиотом, достаточно пафосным, чтобы в мои годы носиться с такими глупостями, поэтому в отчаянии повернул в районе дома Де-лас-Хакекас в самом начале бульвара Фрай-де-Франсиско-де-Витория. Белые атланты, державшие балконы, воздевали руки над головами, лица же их изображали страдание. У меня тоже болела голова от бесконечных размышлений, от мозговых штурмов, от невозможности приблизиться к цели.

И тут я ее увидел. В городе все еще было темно, глубокое синее небо обещало скорый рассвет. Альба бежала в наушниках, не обращая внимания на каких-то типов, свистевших вслед и отпускавших при ее приближении неразборчивые замечания.

А потом она увидела меня.

– Что слушаешь? – спросил я, пристраиваясь к ней сбоку.

– Wonderwall , версия Эда Ширана [48] Эд (Эдвард Кристофер) Ширан – британский поп-музыкант и актер. Wonderwall – название знаменитого хита группы «Оазис». ( прим. переводчика ). . – Альба протянула мне один наушник.

«Это ты – wonderwall », – подумал я.

– Почему ты ее слушаешь? – поинтересовался я в следующий миг.

– Стараюсь абстрагироваться. Эта неделя будет решающей, Кракен.

С меня было довольно. Я замедлил бег. Белый проводок потянулся вслед за ней, и ей тоже пришлось остановиться возле меня под одним из огромных индийских каштанов, росших вдоль бульвара. Интересно, сколько ей все-таки лет?

– Слушай, я не хочу быть сейчас Кракеном! Не хочу, чтобы сейчас ты говорила со мной о деле, интересовалась моими травмами, моей женой. И я ничего не хочу знать о твоем муже. Я хочу, чтобы между нами было нечто большее, чем несколько минут каждое утро, чтобы мы были такими, какие есть на самом деле. – Я почти кричал. Моя вспышка удивила даже меня самого: ничего подобного я говорить не собирался.

– Знаешь, что означает слово wonderwall , идиот? – спросила она, уперев руки в бока.

– Разновидность терапии, которую назначают некоторые британские психиатры, – выпалил я. – Стена, где больные вешают фотографии членов семьи, друзей или мест, ради которых стоит жить.

– Я имела в виду другое. Wonderwall – это человек, которым ты одержим, потому что он тебя по-настоящему вдохновляет. – Разозлившись, она ткнула пальцем мне в грудь, как будто речь шла обо мне.

Затем накинула капюшон толстовки мне на голову, застегнулась и тоже надела капюшон.

– Это приглашение поцеловать тебя или что-то в этом роде? – спросил я, не понимая.

«Прости, но ты мой шеф, и я вынужден поинтересоваться, все ли тебе понятно», – подумал я.

– Тебя знает в лицо половина Витории, мы не можем заниматься этим посреди улицы, – сказала Альба из тени от капюшона.

– Согласен.

«Согласен».

– Тогда побежали к моему дому в капюшонах, – предложил я. – Побежим быстро. Люди, которые встречаются на улицах в это время, слишком пьяны, чтобы обращать внимание на двоих озабоченных бегунов.

Альба меня не подождала и побежала в сторону центра. Она была отличной бегуньей, и мне стоило некоторого труда ее догнать. За четыре минуты двадцать секунд мы одолели восемьсот метров.

Почти одновременно добежали до моего подъезда. Все еще было темно. Я достал связку ключей, нащупал нужный и открыл дверь. Альба пересекла темный вестибюль, направляясь в сторону лестницы, но я знал, что это невозможно.

– Сюда, – еще не остыв, я преградил ей путь.

– Сюда? – переспросила она; ее дыхание еще не восстановилось после пробежки и было частым и глубоким.

– Не беспокойся насчет шума: моим соседям лет сто, и они глухие, как кроты.

Мы делали это яростно, отчаянно, без нежности, как два солдата, которых отправили на фронт и они знают, что могут погибнуть. Что ж, с нашей непростой жизнью именно такими солдатами мы себя и чувствовали.

Альба сунула руку мне в штаны, нашаривая мой эрегированный член. Я тоже просунул руку между ее трусами и животом, нащупывая пальцами горячее влажное лоно.