Жереми Фель - Матери [litres]

Тогда он представил их будущий дом – белый-белый, трехэтажный, с красивой зимней верандой, расположенный на склоне холма, откуда виден океан. А потом он представил их детей, двух мальчиков – Эрика и Нормана, представил, как берет их за руки и ведет к яблоне, чтобы поиграть с ними в бейсбол. Они станут у него самыми счастливыми детьми на свете. Вместе с Тессой они каждое мгновение будут одаривать их любовью. Они никогда их не обидят и не доведут до слез.

Их совместная жизнь будет самой простой и по возможности самой светлой. Грозовые тучи будут рассеиваться у порога их дома.

Он звал его. Он завывал, подзывая его. Томми зажмурился и весь собрался, пытаясь прогнать его, как в тот раз, когда он, затаившись на высохшем поле, силился прогнать мчавшуюся к нему отцовскую машину, мысленно заставляя ее взлететь в небо, все выше и выше – прямо к солнцу – и сгореть в его жарком пламени.

Но тогда у него не вышло. У него вообще никогда это не получалось.

Чтобы избавиться от чудовища, его следовало поразить в самое сердце.

Но не мысленно. А своими собственными руками, ставшими отныне руками человека взрослого, руками, которые уже убивали.

Каждый шаг, который он делал, ступив во двор, как ему казалось, отдалял его от дома на целый километр.

В небе не было видно ни одной звезды. Звуки шагов отдавались громким эхом, как будто он шел по пещере, хотя кругом, казалось бы, простиралась лишь беспредельная ширь.

Он всего на миг оглянулся в сторону дома: стены его были подсвечены так, что издалека он напоминал театральную декорацию, воздвигнутую на лоне природы.

Он делал это ради Тессы. А не ради себя. Она ждала его за самым высоким окном. На вершине башни.

Трава была жесткая, словно из проволоки, а воздух – шершавый, как наждачная бумага. По мере его продвижения водяные капли, будто повисшие в воздухе, лопались, когда он натыкался на них лицом, и они обдавали его теплом, поднимавшимся будто из недр земли.

Поодаль виднелся костер. Томми подошел к нему, и тут до него донесся голос. Прислушиваясь к нему, Томми узнал нечто похожее на детскую считалку, только звучал голос очень уж глухо, смысл слов было не разобрать.

Это был живой призрак из его кошмаров – он сидел лицом к огню и спиной к нему, на нем был черный хитон и широкополая шляпа, в руке он держал что-то вроде железного вертела, на который была нанизана съежившаяся, обугленная фигурка, прямо как какой-то зародыш.

Он говорил и говорил без остановки, не обращая на Томми никакого внимания.

У Томми возникло странное ощущение, будто он застал призрака в глубоко интимный момент. Он впервые почувствовал его запах: так, вспомнилось ему, пахнет оружейный порох. Его лицо, освещенное пламенем, было грустным и в то же время насмешливым. Он вдруг показался ему невероятно одиноким среди этих сумеречных равнин и таким усталым, словно вернулся после долгого странствия.

– Он тоже обещал прийти, – проговорил призрак, даже не пошевелив губами. – В конце концов, все мы его чада.

Не понимая, о ком он говорит, Томми осмотрелся и увидел вдалеке обступавшие их со всех сторон странные геометрические фигуры, похожие на дома разных размеров, построенные не из камня или бетона, а из какого-то органического вещества, дрожащего, дышащего, словно это были живые существа.

На самом высоком стоял человек и наблюдал за ними. Томми, вздрогнув, невольно отвернулся.

Потому что некоторые видения разум просто не в состоянии воспринимать.

Но его враг был совсем рядом – наконец-то можно было до него дотянуться .

Томми схватил наполовину обгоревшую головешку, сжав ее так крепко, что она стала как бы продолжением его руки.

И ударил его прямо по лицу, взметнув сноп мельчайших искр, которые дождем просыпались к его ногам.

Людоед не защищался и не оказал ни малейшего сопротивления. Понимая, что другой возможности у него, скорей всего, больше не будет, Томми ударил его еще раз – и он сразу рухнул наземь.

Прятавшийся посреди поля мальчонка сумел сделать отцу подножку, и тот, захваченный врасплох, потерял равновесие. А потом, нависнув над ним, он размозжил ему лицо большущим камнем, который подобрал на земле.

Он бил еще и еще, дробя кости и кромсая плоть. Из ран брызгала черная как нефть кровь, искажая его черты, пока они не стали совсем неузнаваемы. Он остановился, только когда понял, что вздымает тучи пепла, и больше ничего.

И что он остался у костра совсем один.

Неужели все и впрямь кончено? Неужели он наконец прогнал его из своей жизни?

Томми не мог в это поверить. В глубине души он чувствовал: чудовище все еще живо и где-то затаилось. Может, Томми просто ему надоел и оно взялось мучить кого-нибудь другого. Послабее, помоложе. Благо таких в округе видимо-невидимо. Ведь оно само их и порождало каждый день.

Отсюда его дом был едва различим: теперь он напоминал зажженную лампу, мерцающую наперекор тьме.

Но возвращаться туда он не спешил, пусть его там и ждала Тесса. Ему хотелось еще немного посидеть у костра и погреться в тепле неугасимого пламени.

Если бы только Тесса тоже могла видеть это пламя и припасть к его истоку! Тогда у нее в голове точно прояснилось бы.

Томми прекрасно знал, что человек на крыше дома из плоти по-прежнему за ним наблюдает. Тот самый человек, которому ни за что нельзя смотреть в глаза, тот самый человек, которому принадлежал этот мир на перепутье миров.

Рядом с ним стоял светловолосый мальчонка с зелеными, удивительно ясными глазами, избавившимися от мутившей их черноты; он тоже зачарованно смотрел на пламя, которое привело его сюда.

Прежде чем Томми успел подумать, что стоит пригласить его сесть поближе, тот внезапно схватил подпитывающую огонь головешку и, набросившись на него, принялся колотить его по груди, спине, рукам и голове.

И Томми даже не пытался сопротивляться, околдованный его взглядом, так хорошо ему знакомым: в нем пылала ненависть – та самая, которая так долго сжигала его самого.

Их оказалось намного больше, чем она думала; они шли вперед колонной по одному, потрясая факелами, объединенные общим порывом гнева.

Не испросив у нее разрешения, они, точно дикари, воинственной поступью вторглись на ее земли. И вот-вот должны были подойти к амбару, где укрылся Джонатан.

Уже слышался бой их барабанов.

Босая, взбешенная бесцеремонным вторжением, она бросилась в сад, все еще скрытый в тумане, распахнула дверь амбара и ворвалась внутрь.

Он стоял на коленях в самой глубине, засунув дуло ружья себе в рот, готовый нажать на курок. Услышав ее шаги, Джонатан Джессоп устремил на нее взгляд; вокруг него лежали все его маленькие жертвы, как будто он их только что выкопал.