Жереми Фель - Матери [litres]

– Вы давно вместе?

– Скоро будет полгода. А у тебя есть кто-нибудь?

– Есть, правда, сейчас у нас все не так просто.

– Ладно, в таком случае не буду допытываться, – сказал он и улыбнулся, щурясь от солнца, игравшего всеми цветами радуги на кончиках его волос.

Хейли немного смутилась и отвела взгляд в сторону: а что, если Грэм, с виду такой милый паренек, точно так же обманывает свою подружку, стоит ей только отвернуться. Она сдержала улыбку, представив, что сделал бы Нил, если бы застал ее в компании с Грэмом. Будь у нее с собой смартфон, она непременно сфотографировалась бы вместе с ним и отправила снимок Нилу.

– Раз уж мы здесь, я бы хотел воспользоваться случаем и кое-что себе купить, если не возражаешь, – сказал Грэм, оторвав ее от раздумий.

– Ну да, не вопрос, – кивнула Хейли, наблюдая за двумя мужчинами в костюмах, которые стояли на тротуаре и разговаривали.

Парень остановился в полусотне метров, рядом с магазином бытовой техники. Хейли осталась ждать его в машине и открыла окно со своей стороны, чтобы впустить немного воздуха. Она достала из сумочки мятную конфету и стала наблюдать за прохожими на улице: вот идет дама, блондинка, в солнцезащитных очках и чересчур облегающем топе; вот по тротуару мчится на скейте мальчишка; а вот еще одна дамочка во всем розовом широким шагом переходит улицу, будто перемахивая через лужи. Хейли открыла бардачок и порылась внутри. Не обнаружив там ничего интересного, стала разглядывать двух- и трехэтажные домики, стоявшие в ряд на другой стороне улицы, удивляясь: неужели Грэм действительно раздумывает, стоит ему жить здесь дальше или лучше перебраться в Нью-Йорк.

Несмотря на очередную задержку, она чувствовала себя на удивление умиротворенной. В конце концов, торопиться было незачем, и маленькие неожиданности не сулили ничего плохого. Многие месяцы ее жизнь была расписана как по нотам, и так продолжалось бы до самого турнира. А сегодня ей не о чем было беспокоиться – оставалось только воспользоваться возможностью и провести еще какое-то время в компании приятных людей, с которыми она никогда бы не встретилась, если бы не поломка машины.

Интересно, как там сейчас Нил? Все так и пьет у себя дома не просыхая? Может, он заходил к ней, чтобы объясниться? Хейли становилось все обиднее, оттого что она так ничего и не узнала. И все, что ей теперь оставалось, – это дать волю воображению и представить, как он снова якшается с Сидни, ведь сама она уже не в силах ничего изменить до своего возвращения, а это будет только через неделю.

Сидни, верно, решила, что добилась наконец своего и навсегда разлучила ее с Нилом. А ведь она уже некоторое время ухлестывала за ним…

Теперь, когда в голове у Хейли немного прояснилось, она поняла, что слишком рано вышла из игры. По сути, она даже не попыталась в нее вступить. А это было совсем на нее не похоже. Линдси, пожалуй, была права, когда советовала ей никуда не уезжать. По крайней мере, прежде следовало выяснить отношения с Нилом, а уж потом отправляться в дорогу, следовало, по крайней мере, выслушать его самого…

Возможно, Нил ее попросту разлюбил. Может, он давно решил бросить ее ради Сидни. Кстати, об этом Хейли как-то не подумала. Ей сейчас так его не хватало, на расстоянии одиночество становилось просто невыносимым. Она была готова проглотить свою гордость и все простить Нилу, лишь бы он оказался рядом. Лишь бы не уступать его этой девице.

Рядом с прачечной стояла телефонная кабинка. Хейли очень удивилась, увидев, что такие раритеты еще существуют. Она посмотрела в сторону магазина, откуда Грэм еще не показался, подошла к кабинке, опустила в аппарат несколько монет и с бьющимся сердцем набрала по памяти номер Нила. Она попала на автоответчик и тут же повесила трубку, не оставив никакого послания.

Она попробует дозвониться до него от тетушки. Надо с ним поговорить. И как можно скорее.

Если бы Хейли прислушалась к своему внутреннему голосу, то этим же вечером повернула бы обратно в Уичито.

Она поставила бы его в неловкое положение, а потом бы все забыла.

И Сидни осталось бы только одно – повеситься.

В конце концов, не самая глупая мысль. Представив себе такое, Хейли почувствовала, как у нее отлегло от сердца.

И тут вдруг женщина в розовом с криком растянулась прямо на тротуаре. Оказавшиеся рядом люди пялились на нее, не пытаясь ей помочь. Женщина поднялась сама, тщательно отряхнула платье, собрала разлетевшиеся в разные стороны пакеты и пошла дальше, а когда поравнялась с Хейли, даже улыбнулась ей, несмотря ни на что.

Норма вздрогнула, услышав шум, похожий, как ей показалось, на выстрел.

Из окна своей комнаты она быстро осмотрела участок, простиравшийся на сотню метров перед домом. Когда-нибудь она непременно разобьет красивый газон на месте всей этой высохшей травы. По крайней мере, он будет выглядеть куда приличнее, и гостям наверняка понравится.

Вдалеке виднелась кровля величественного дома Фишеров. Норма подумала, правда ли то, что Магда рассказывала про Бри, – может, стоит ей позвонить и узнать, как она там? Они были знакомы по меньшей мере лет десять, хотя подругами так и не стали. Встретились однажды у дверей школы. Бри была с дочками-близняшками, ровесницами Грэма. Норма сама рассказала ей про тот дом, который два года назад выставили на продажу. Бри работала продавщицей в шляпном магазине, а Томас – в компании «Вестерн юнион». Норма давно знала, что у них не все ладится, но и представить не могла, что Томас может ее бросить ради другой женщины. Глупышка, наверное, изо всех сил старалась его удержать, поскольку принадлежала к той категории женщин, для которых муж – центр мироздания, а значит, сейчас ей и впрямь было худо.

Но, в конце концов, после смерти Харлана, ее саму даже никто не проведал. И потом, ей надоело узнавать новости от других. Это работало только в одном направлении.

Войдя в кухню, Норма решила испечь пирог, чтобы как-то отвлечься. С начала лета ей жутко хотелось чего-нибудь сладкого. К счастью, благодаря правильному обмену веществ полнота ей не грозила. Она достала из шкафов и холодильника все необходимое: яйца, муку, сахар и плитку шоколада «Херши».

Тут пришла Синди – она села за кухонный стол и принялась рисовать в тетрадке толстыми разноцветными фломастерами.

Норма растопила в кастрюле шоколад и масло. Запах напомнил ей, как однажды они с матерью, стоя на коленях на расстеленной в саду циновке, лакомились кусочками торта и смеялись от удовольствия. Сейчас ее матери, томившейся в доме для престарелых, вряд ли случалось лакомиться шоколадными тортами и смеяться от души. Норма уже два года не приезжала навестить ее. Это было выше ее сил – улыбаться, глядя на тело, отличавшееся от трупа лишь тем, что оно все еще дышало. К тому же мать все равно перестала ее узнавать. Нет ничего хуже, чем стерпеться с мыслью, что ты стала чужой для женщины, которая произвела тебя на свет.