Риа Фрай - Не ее дочь [litres]

– Да. А еще удивительнее, что в Чикаго у тебя есть задний двор.

– Для нас с сыном это необходимое условие. Ему уже надоели парки. И, честно говоря, мне тоже.

– Ага, и здесь ты его не потеряешь, верно?

Я хотела пошутить, но вышло плоско и резко.

– Ну правда, хватит себя казнить. Такое постоянно случается. Ты уж точно не первый человек, который упустил из вида ребенка в огромном парке. Однажды я потерял Чарли на парковке. А еще в зоомагазине. И на прогулке по центру города.

– Если что-то случилось бы, я никогда бы себя не простила.

Он махнул рукой.

– А я думаю, что это потрясающе – взять ее в такую длинную поездку. Сестра, наверное, очень тебе доверяет.

Я сглотнула, не зная, куда девать руки.

– Я очень люблю Эмму.

– Это видно. – Он вздохнул и скрестил руки на груди. – Безумие, правда?

– Что именно?

– Ты. Я. Вот это. Такое не случается в реальной жизни, только в слезливых фильмах и любовных романах.

– Ты читаешь любовные романы?

Он прижал руку к сердцу.

– Обожаю красавчиков на обложках!

– Понятно. На этой ноте нам следовало бы и закончить, – пошутила я.

Мы рассмеялись, а потом погрузились в уютное молчание.

– Но все же это определенно странный способ знакомства. – Прозвучало более игриво, чем мне хотелось бы. – То есть не в романтическом смысле… Может, тебе было предначертано помочь мне найти Эмму. И угостить нас ужином. А потом пригласить пожить в своем доме.

Он наклонился и сжал мое колено.

– Успокойся. Я понимаю, о чем ты.

Зазвонил мой телефон, и я вытащила его из стоящей в ногах сумки. Это был отец.

– Ох, черт. Это папа. Не возражаешь, если я отвечу?

– Конечно. А я пригляжу за нашими бедокурами.

Эмма посмотрела на Райана, навострив уши.

– Я не бедокур!

– Правда?

– Алло. – Я отвернулась и заткнула ухо пальцем, чтобы лучше слышать. – Папа?

– Сара, почему ты не перезвонила?

– Я… У меня тут случилось ЧП. Но теперь все хорошо. Прости. Я как раз собиралась позвонить. Все в порядке?

Возможно, моя мать умерла, а я даже не потрудилась перезвонить отцу, и это говорило обо мне больше, чем мне хотелось бы.

– Да, все прекрасно, просто чудесно. Ты готова к новостям? Лучше сядь. Ты сидишь?

– Господи, папа. Давай уже, говори.

– Ладно, ладно. Я просто… В общем… Боже, я мямлю прямо как школьник на уроке. Ох! Но я просто счастлив. Да.

– Что случилось? О чем ты, папа?

– Она позвонила, Сара, – выдохнул он. Звук был такой, словно он прижал трубку к губам, как я делала, разговаривая со своими мальчиками, когда мне уже пора было спать. – Первый настоящий контакт!

Я сделала несколько шагов к двери в квартиру.

– Что значит настоящий контакт? О чем ты? С инопланетянами, что ли?

– Она… она просто позвонила, Сара. Ни с того ни с сего. Ты можешь в это поверить? – Он шептал, как будто выиграл в лотерею и не хочет, чтобы об этом узнала хоть одна живая душа. – В смысле, просто… после стольких лет… и… все такое… Я даже не знаю, как она нашла мой…

– Пап, папа, помедленнее. Дыши глубже.

А мне так уж точно нужно было дышать глубже. Мне не меньше, чем ему, нужно было обдумать то, о чем он только что рассказал. Я сделала мысленный подсчет – прошло двадцать пять лет с тех пор, как она ушла. Двадцать пять лет! Ни одной открытки ко дню рождения, ни одного звонка или неожиданного визита, даже запроса на Facebook, когда я уже выросла. И хотя после ее ухода я почувствовала облегчение, в глубине души я надеялась, что она, по крайней мере, не проигнорирует самые важные моменты моей жизни: дни рождения, каникулы, окончание школы и колледжа, возможную помолвку и свадьбу, а когда-нибудь и внуков.

А отец расцвел. Сейчас он говорил как совершенно другой человек. Со дня ее ухода я никогда не слышала в его голосе столько энергии. Во второй раз он не переживет, если ему разобьют сердце. Просто не переживет.

– Начни сначала, пожалуйста.

– Она… Ты где, Сара? Такое впечатление, что ты где-то в вакууме.

Я отошла подальше от бассейна и жестом показала Райану, что иду в дом. Он поднял вверх большой палец – мол, не спустит глаз с детей, – и я оказалась в его спальне, она была ближе всего к кухне. Меня поразило, насколько комната уютна. Темно-синее пуховое одеяло (почему одинокие мужчины всегда выбирают темно-синее постельное белье?), книги на столике у кровати, груда одежды, валяющаяся у двери.

– Прости. Я у друга. Так лучше?

Я села на край кровати. Это был вспененный матрас с эффектом памяти, и я утонула в нем, тело расслабилось в мягкой перине, мне захотелось забыться сном на год.

– Да, так лучше. Так вот, как всегда по воскресеньям я встал, сварил кофе, прочитал газету, и тут зазвонил телефон. Разве я не говорил, что неспроста не избавился от стационарного телефона? Разве не уверял, что однажды она позвонит?

– Да, папа. Продолжай, пожалуйста.

– Ладно. Так вот, я подошел к телефону и сказал «алло», а услышал сбившееся дыхание и сразу понял, понял, Сара, что это она, и она ко мне вернется.

– Помедленнее, папа. Она еще не вернулась.

– И тут она говорит: «Роджер?» А голос как у ангела, я чуть сразу не расплакался. Но все-таки сдержался. Я не заплакал, Сара. Постарался успокоиться и ответил: «Элейн? Это ты?» А она засмеялась. Ты помнишь ее смех? Боже, о таком смехе можно романы писать. А потом она спросила, мол, неужели я ждал звонка от кого-то другого? Она еще не растеряла чувство юмора, отдаю ей должное.

От его доверчивости и легкомысленной радости у меня внутри все сжалось. Это ведь та женщина, которая нас бросила, которая двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю заставляла нас ходить вокруг нее на цыпочках. Но все это забыто из-за какого-то смеха? У меня просто голова шла кругом.

– И что дальше?

– Мы проговорили целый час.

– И?

– Что «и»?

Я повернула голову к детскому бассейну. Эмма плескалась с Чарли, а Райан оживленно им что-то говорил.

– А ты не спросил, где ее носило все эти годы?

– Я… В общем, нет. Не спросил.

– Ты шутишь, да? Ты даже не спросил, где она была? Просто позволил ей соскочить с крючка, как будто она не была худшей на свете матерью?

Он чем-то загрохотал. Чем больше отец нервничал, тем более неуклюжим становился. Раньше эта особенность казалась мне милой, а сейчас выглядела жалкой, как и он сам.

– Ну, я знаю, что она живет в Боулдере.

– А как же иначе? Не в Голливуде же. Она так и не стала знаменитой актрисой?

– Это некрасиво, Сара. Ты знаешь, как жесток Голливуд.

– Вообще-то не знаю. Зато знаю, каким жестоким было мое детство, – прошипела я. – А ты-то это помнишь или все выветрилось из памяти, потому что через двадцать пять лет она наконец-то решила набрать чертов номер?

– Ты всегда была к ней так сурова, Сара. Попытайся понять. И она… она спрашивала о тебе. Она хочет тебя увидеть.