Риа Фрай - Не ее дочь [litres]

Еще несколько детей носились вместе с Эммой и Робби по дощатому полу, топая каблуками, но ее матери этот грохот понравился бы. А это материнский дом, и Эми не должна вести себя как в своем – орать, бранить детей или гоняться за ними. Так приятно было отвлечься от будничной рутины – дома, работы и бесконечного домашнего труда. Здесь нет нужды быть диктатором, но когда они вернутся домой, все встанет на свои места: нетерпение, раздражение, распорядок, бессонница.

К ней подошла тетя Салли, скрюченная и угловатая. Из-под ее шали выпирали острые плечи. Эми боялась, что если нажать пальцем на тетину ключицу, кость треснет и провалится прямо к позвоночнику.

– Как ты справляешься, Эми?

– Ну, сама понимаешь. Тяжело.

– Ты ведь никогда ее не навещала. А она постоянно говорила о тебе. И жалела, что так мало делает для тебя и детишек…

В Эми что-то надломилось. Она откашлялась и поискала глазами очередную плошку, с которой нужно снять пленку и выставить на стол.

– Ты что-нибудь ела?

Салли помахала перед лицом костлявой ладонью.

– Я мало ем. Всегда считала это способом продлить молодость. И никогда не перекусываю. Знаешь, в других странах вообще не принято кусочничать, а у нас это приобрело отвратительные формы. И все эти толстые дети… – Она сжала Эми руку. – Кстати, если не ешь, то и физических упражнений много не нужно.

Она засмеялась. Гортанный смех больше напоминал кашель при пневмонии или эмфиземе.

На лице тети Салли отразились сомнения, но она все-таки выдавила из себя следующую фразу:

– Не сказать чтобы ты пошла в меня в этом отношении. Да и не в мать. Она все эти годы так тяжко трудилась день ото дня. И все одна-одинешенька.

Эми громко шмякнула плошку на кухонный стол, а Салли шлепнула себя ладонью по груди. Несколько человек посмотрели в их сторону, Эми вытерла руки о фартук, найденный в глубине кладовки.

– Я могу тебе чем-то помочь, Салли? Или ты просто хочешь попенять, какая я жирная, как мало двигаюсь и какая дерьмовая дочь?

Салли попыталась что-то ответить, но запнулась, и Ричард пришел на выручку, уведя тетю в соседнюю комнату. Он сердито покосился на Эми, и его усы зашевелились, когда он выговорил одними губами: «Серьезно?»

Эми только пожала плечами.

– Эми?

Она уставилась на пожилого мужчину, которого не узнала.

– Да.

– Я – Гарри, близкий друг твоей матери. Мои соболезнования.

– Спасибо.

– Это твоя дочь? – Он показал через кухонное окно на Эмму, которая залезла на огромный дуб. – Остальных детей я по большей части знаю, но ее никогда не видел.

– Боже… Да, моя. Спасибо.

Эми огляделась в поисках Ричарда.

– Я уже собрался ее оттуда стащить, но не знал, как ты отреагируешь на незнакомца, хватающего твою девочку, вот и подумал, что лучше предупредить.

Слова Гарри утонули в охватившем ее гневе. Хотя бы раз! Она даже не может спокойно похоронить свою мать, чтобы Эмма не перетянула все внимание на себя!

Эми вылетела через дверь, на ходу впрыгнув в резиновые сапоги, и выкрикнула имя Эммы так, что оно разнеслось по всей ферме. У подножия дерева возился Робби вместе с другими детьми, вымазанными в грязи и свином навозе. Неужели свиней выпустили из загона?

Не обращая на нее никакого внимания, Эмма полезла выше, и когда Эми подбежала к дереву, девочка скинула туфельку, и та свалилась Эми на плечо. Она подобрала туфлю с влажной земли и со всей силы швырнула обратно, едва не угодив дочери по голове. Эмма вытаращила глаза, а Робби разревелся.

Почуяв опасность, другие дети забежали в дом, и Эми снова осталась один на один с дочерью, в привычном столкновении воль.

– Эми! Эми, иди в дом! Я разберусь. Тыковка, слезай, пожалуйста!

Ричард помчался к дереву, размахивая руками в попытке вмешаться. Эми позволила Ричарду занять свое место, поискала глазами Робби и обнаружила его у задней двери. Приободренная, Эмма соскользнула по стволу вниз и упала на руки Ричарду, обхватив его руками и ногами под дождем листьев и ошметков коры.

Эми просто хотела, чтобы дочь ее уважала, хотела и сама уважать Эмму в ответ. Она представляла собственную мать, которая со смехом велит ей успокоиться и не торопиться, ведь ничего страшного не произошло. Ей ничто не угрожает, она снова стоит на земле, ничего не сломав. Разве этого недостаточно?

Но Эми не могла успокоиться. Никогда не могла успокоиться, как бы ни старалась обуздать гнев. Эмма действовала ей на нервы и приводила в бешенство. Эми постоянно давала себе зарок, что завтра все будет по-другому, но все оставалось по-прежнему. Каждый день проходил по тому же сценарию, и Эмма диктовала последовательность сцен – спокойствие, принятие, раздражение, гнев, крик, пощечины, вызов, прощение, – пока жизнь не вошла в жуткий ритм, при котором ее бросало то в жар, то в холод, и в этом некого было винить, кроме Эммы (и себя, конечно же). Их отношения стали слишком взрывными, и Эми понимала, что ей уже ничто и никто не поможет.

после

Я осипла от крика. Теперь уже весь парк знал, что девочка по имени Эмма пропала. Сопоставит ли кто-нибудь ее имя с новостями? Мне было плевать, лишь хотелось ее вернуть, я пошла бы на что угодно, только бы ее вернуть.

Время накатывалось волнами. Прошла минута? Две? Пятнадцать? Думай, Сара. Куда она могла пойти?

По моему локтю скользнула чья-то рука, и я повернулась, хотя и понимала, что она не могла бы дотянуться так высоко. Я оказалась лицом к лицу с мужчиной в очках с черной оправой. Он был всего на несколько дюймов выше меня.

– Вы потеряли дочь, мэм?

– Да, я… Она мне не дочь, а племянница.

– Ясно. Как она выглядит?

Я отбарабанила описание – розовый свитер, красные брюки, серые ботинки, блондинка с большими серыми глазами – и он сказал, что поищет в левой части парка. За его левую руку цеплялся ребенок, и выглядел он не менее обеспокоенным, чем я.

– Спасибо, – выдавила я. – Я… не могу поверить, что такое случилось.

– Не паникуйте. Давайте снова встретимся у этой скамейки, – он посмотрел на часы, – минут через пять. Договорились?

Я кивнула и поковыляла дальше, стараясь внутренне подготовиться к тому, что она пропала, и на этот раз случилось действительно нечто ужасное. Я чуть не упала на землю от ужаса, осознав огромную разницу между моим поступком, похищением ради помощи ребенку, и настоящим похищением. И все случилось потому, что я забрала ее там, в лесу. Больше винить некого.

Я снова начала кружить по парку, поднялась на деревянную башню, и мои ноги ходили ходуном на мосту, пока я изучала движущуюся массу тел внизу. Где же она? Как далеко могла уйти? Может, она побежала обратно к фасолине? В голове мелькали ее повадки и привычки. Иногда она убегала. Иногда слишком увлекалась и забывала спросить разрешения.