Джон Харт - Путь искупления

– Вообще-то отринул. Еще как отринул!

– Видать, таково наказание Господне, – произнес отец. – Смотреть, как твоя собственная дочь растет в горечи и ненависти, вконец очерствев сердцем…

– Не хочу об этом разговаривать!

– Ты никогда не хотела. Тебе даже просто смотреть на меня противно.

– Ма? Можно говорить с тобой с глазу на глаз?

– Детка…

– Вон там. Подальше от него.

Элизабет двинулась прочь от отца, нашла место в тени, где смогла повернуться спиной к нему и не смотреть на жарящее солнце.

Мать тронула ее за плечо.

– Не думай, что ему так уж легко, Элизабет. Он сложный человек, и он глубоко скорбит. Мы оба скорбим, но это трудный мир, где на каждом шагу приходится делать трудный выбор. Он в чем-то прав.

– Не надо придумывать для него оправдания! – Элизабет остановила мать взмахом руки. – Просто скажи мне, есть ли у Харрисона Спиви ферма или еще какая-нибудь коммерческая недвижимость. Охотничий домик, может быть. В общем, что-то, что не так просто найти.

– Только дом в Кембридже [47] Имеется в виду совсем крошечный поселок Кембридж-Кэри в Северной Каролине, фактически пригород столицы штата. , и совершенно не роскошный.

Элизабет посмотрела на церковный шпиль, на белую краску и золотой крест – такого дешевого вида, будто он был оклеен конфетной фольгой.

– Он был одержим мною?

– Он до сих пор молится за тебя, здесь и у себя дома. Молится вместе с твоим отцом.

Элизабет показалось, что в прохладной тени ее коснулись чьи-то холодные пальцы.

– Можешь еще что-нибудь сказать?

– Только что он сделал ужасную ошибку, детка, и что он ищет прощения всем своим сердцем. Это как раз то, что делает и тебя по-своему правой, и твоего отца по-своему. Вот в этом-то весь и ужас.

После этого Элизабет осталась одна. У нее была версия, но версия, настолько крепко связанная с ее собственным прошлым, что ей трудно было сохранять объективность. Харрисон очень тесно связан с той церковью, с ней самой, с ее родителями. Он вполне мог по-прежнему проявлять склонность к насилию, быть столь же одержимым ею.

Все жертвы были похожи на нее.

Был ли Рэндольф прав насчет этого? Она не знала. Может, некоторые из них – да. Элизабет знала точно одно: Ченнинг пропала, а часики продолжают тикать. Арест. Смерть. Вот они, совсем рядом, вращаются вокруг, сужают круги. А если какой-то голос и взывал к осторожности, то только из каких-то самых глубоких уголков ее сознания. Слишком много лет все шло к этому, после стольких бессонных ночей и похороненных обид. В голове всплывало слово «Провидение», и все-таки даже оно звучало угрожающе. Дело не в ней самой, повторяла она себе, главное сейчас – найти девушку.

Тогда почему же этот голос взывал откуда-то совсем издалека? Еле слышно шептал на подъездной дорожке, тонул в яростном шуме ее собственной крови в ушах… Она была на крыльце дома Спиви, но это с равным успехом могло происходить возле карьера или церкви, или на заднем сиденье отцовской машины, когда парень провел ей пальцем по руке, словно придавая храбрости поднять взгляд или сказать что-нибудь про то, что он сделал. Элизабет все это чувствовала, пыталась загнать поглубже, перенаправить. Никто не должен пострадать; никто не должен умереть.

Но, черт побери, она чувствовала это!

Это чувство побудило ее войти в дверь без стука – через кухню прямо в гостиную. Пистолет оставался в кобуре, но рукоятка успела нагреться в руке. Элизабет увидела жену и детей на заднем дворе – что хорошо, поскольку в ее планах было лишь заставить этого человека говорить. Бросила взгляд влево – увидела обеденный стол, фотографии в рамках, клюшки для гольфа в углу. Нормальность этой картины не дала угаснуть огню возмущения. Может убийца убивать, а потом спокойно играть в гольф?

Ответ она ощутила кожей – опять услышала эхо того опасливого голоса, но тут же отключилась от него. Когда Элизабет, бесшумно переставляя ноги по пышному ковру, свернула в коридор в глубине дома, спереди донесся какой-то шум. Она нашла его за столом, усыпанным бумагами, – расплывшегося, рыхлого мужчину с карандашом в одной руке и пальцами другой на старомодном калькуляторе, который трещал и пощелкивал. Зрелище было настолько заурядным, что Элизабет вновь на миг осознала опасность того, что делает. Но когда он поднял взгляд, то у него оказались те же самые глаза и губы, те же самые руки, что так быстро и ловко обращались с сосновыми иголками, пуговицами и трещащей по швам тканью.

– Привет, Харрисон.

Заметив пистолет, он первым делом бросил взгляд за окно, на своих детей.

– Элизабет? Что ты тут делаешь?

Она шагнула в комнату, наблюдая за его лицом и глазами, его руками на письменном столе. За спиной у него на стене висело с две дюжины фотографий: Харрисон на церемониях закладки всяких зданий, с золотой лопатой в руке, Харрисон с группой каких-то женщин, он же с мужчинами в деловых костюмах… Все довольные и счастливые, все радостно улыбаются.

– Где она?

– Кто?

– Не делай из меня дуру, Харрисон!

– Я не понимаю, что происходит, Лиз. – Он развел руками. – Не знаю, зачем ты заявилась сюда с пистолетом, и совершенно не представляю, о чем ты говоришь. Пожалуйста, не трогай моих детей.

Элизабет подступила ближе – эмоции налетели, словно ветер, когда она вспомнила, как ускользнула из дому, чтобы раздвинуть ноги в подпольном абортарии в трейлерном парке и позволить извращенцу, называющему себя врачом, засунуть холодную сталь ей в матку. Вот что сделал ей Харрисон Спиви! Вот что она знала о детях!

– Где она?

– Ты все время повторяешь «она», но я не понимаю, о ком ты.

– Я представила вас тогда друг другу на тротуаре. Ченнинг Шоур. Я познакомила вас, и теперь она пропала.

– Что? Кто?

– Они и Эллисон Уилсон нашли тоже. Под церковью. Убитую.

– Да какое, во имя Господа, это ко мне-то имеет отношение? – Вид у него был искренне ошарашенный, но психопаты такое умеют. Притворяться. Уводить в сторону. Целую жизнь могут построить на лжи, держит которую лишь некий темный, невидимый остальным центр.

Элизабет хотела увидеть этот центр.

– Короче, вот как мы сейчас поступим. По-тихому выходим. Твои во дворе, они нас даже не увидят. Найдем какое-нибудь спокойное местечко, только мы вдвоем, и кое-что обсудим. На что это обсуждение будет похоже, зависит только от тебя.

– Не собираюсь я никуда идти!

– Встать!

– А может, мы все-таки поступим по-другому. – Он откинулся в кресле, и эта спокойная сила удивила ее. Спиви словно бы вдруг принял окончательное решение, не выказывая и следа того страха, который она наблюдала в те редкие минуты, когда являлась к нему в офис или якобы случайно сталкивалась с ним на улице. – Ты ведь и впрямь совсем меня не знаешь, Лиз? Не знаешь, что я сделал в своей жизни? Как пытался загладить вину?