Джон Харт - Путь искупления

Он был в семи футах от крыльца, теперь уже в пяти.

– Или этот выбор принадлежал Эдриену Уоллу?

В руке у Элизабет возник пистолет.

– Четверо против одного, детектив.

Голос его звучал тихо и мягко, но Элизабет заметила, что Джекс с Вудсом тоже успели приблизиться. Им был нужен Эдриен, и они твердо вознамерились заполучить его. Для того, чтобы отомстить за смерть Престона или получить шанс закончить начатое в тюрьме – она не знала, да и ей было на это плевать. Внутри нее уже пустило корни дикое презрение. Из начальника так и перли высокомерное самодовольство и гниль – из этой словно приклеенной улыбочки.

– Эдриен рассказал мне, что вы с ним делали.

– Заключенный Уолл страдает бредовыми расстройствами. Это документально зафиксировано.

– А как насчет Фэрклота Джонса? Восемьдесят девять лет, совершенно безобидный старик… У него тоже бредовое расстройство?

– Адвокат несущественен.

– Что?!

– Не играет никакой роли, – сказал начальник тюрьмы. – Не имеет никакого значения или ценности.

Рука Элизабет крепче перехватила рукоять пистолета – никакого смятения как не бывало. Внутри не горело ничего, кроме внезапной ярости, и это было справедливо. Он сказал «четверо против одного», но сам не был вооружен, а Оливет больше походил на инвалида. Таким образом, непосредственную угрозу представляли собой только Джекс с Вудсом, а при таком раскладе можно держать оборону хоть до самого вечера. Ствол у нее в руке, оба на линии огня. Начальник по-прежнему лыбится, поскольку думает, что она коп, так что и вести себя будет соответственно. Но хрена с два! Сейчас она прежде всего друг Эдриена и Фэрклота, женщина, доведенная до ручки и готовая без всяких сомнений пролить кровь.

– Мне нужен человек, который убил моего друга.

Он произнес это угрожающим тоном, но Элизабет проигнорировала тон. Первым надо будет снять того, что справа – ему уже явно не терпится, да и перевод огня справа налево справедливо считается наиболее эффективным и выгодным. Второго положит за секунду до того, как его ствол выскочит из кобуры, а потом – очередь Оливета и начальника. Все, что сейчас нужно, – это лишь повод.

– В последний раз, детектив. Где Эдриен Уолл?

– Вы пытали его.

– Я это категорически отрицаю.

– Вы вырезали свои инициалы у него на спине.

– Похоже, это будет трудненько доказать.

Он явно отвлекал ее, все с той же улыбочкой. Но она продолжала хорошенько присматривать за Джексом и Вудсом. Пусть только дернутся…

«Ну прошу тебя, Господи!..»

«Дай мне лишь повод…»

– Тут у вас всё в порядке?

Сосед, мистер Голдман! Стоит за живой оградой, нервный и встревоженный. За ним все тот же универсал «Понтиак» семьдесят второго года, а чуть дальше – его супруга. Она остановилась на крыльце с телефоном в руке, и, судя по выражению ее лица, в любую секунду готова вызвать «911». Элизабет не сводила глаз со стволов, поскольку в любой момент все могло повалиться под откос, и если начнется обвал, то начнется он именно здесь.

– Последний шанс, детектив.

– Не думаю.

Начальник тюрьмы бросил взгляд на престарелого соседа, на его жену с телефоном.

– Вы не сможете вечно прятаться за спиной у старика. – Он показал свои пустые глаза и все те же белоснежные зубы. – Только не в таком городишке.

Он высоко ценил эту силосную башню, поскольку, равно как и он сам, она была создана для вполне конкретной цели. Башня выполняла свою задачу день за днем, год за годом. Никто не благодарил ее за это или хотя бы просто замечал ее. Теперь она обветшала и всеми позабыта, поля вокруг заросли деревьями, ферма при ней – не более чем темное пятнышко, затерявшееся среди зеленых просторов. Сколько лет прошло с тех пор, когда хоть кто-то за ней ухаживал?

Семьдесят?

Сто?

Он открыл ее еще мальчишкой и ни разу за все эти годы не видел рядом с ней ни единой живой души. Ходили слухи, что все десять тысяч акров окружающей ее территории принадлежали некоей целлюлозно-бумажной компании из Мэна. Если б понадобилось, он мог бы уточнить – купчая какого-то рода наверняка похоронена в одном из ящиков городского суда. Но зачем заморачиваться? Леса тут глухие и пустынные, поляна настолько тиха и безлюдна, что более укромного места он в жизни не видывал. Бетон раскрошился. Сталь проржавела насквозь.

Но это сооружение все еще стояло.

И он сам все еще стоял.

Не все из тех женщин попадали в эту башню, но все-таки большинство: боевые и с сильной волей – те, которых надо было сделать помягче. Кое-кто был готов умереть практически с того самого момента, как он похищал их, словно они чувствовали, будто сами почему-то заслужили такое, желали, чтобы и он сам поскорей отправил их в небытие, или же у них отключалась какая-то жизненно важная часть при одной только мысли о скором конце. Такие неизбежно оказывались разочарованием. Но разве не все они – сплошное разочарование?

Да, в основе своей.

Зачем же тогда трудиться?

Замедлив ход перед красным дубом, простершим свои сучья над шоссе, он свернул на узкую колею на краю участка и углубился в лес. Остановил машину перед воротами, которые сам и поставил здесь много лет назад. Выбравшись из машины, отпер здоровенный замок и растащил створки по сторонам. Лесная дорога у него за спиной была пуста, но он поторапливался: загнал автомобиль подальше под деревья, а потом опять закрыл ворота. Отгородившись от внешнего мира, опять задал себе все тот же вопрос. Зачем вообще трудиться?

Потому что неудачи громоздились друг на друга.

Потому что все дороги вели к Элизабет.

«Именно в страдании отрешаемся мы от владычества времени и суетных вещей, представая пред лицом глубочайшей из истин» [48] Цитата из труда «Бог, человек и Вселенная» католического теолога, французского кардинала Ива Конгара (1904–1995) полностью звучит так: «Именно в страдании отрешаемся мы от яркой поверхностной кожуры существования, владычества времени и суетных вещей, представая пред лицом глубочайшей из истин». .

Это была одна из его самых любимых цитат.

«Глубочайшей из истин…»

«От владычества времени и суетных вещей…»

Автомобиль, подскакивая на ухабах, продвигался среди зарослей кустарника, и он ощущал, как поднимается лихорадочное беспокойство надежды. Он любит Элизабет, а Элизабет любит эту девушку. Он думал, что это сработает, и в тени башни уже чувствовал себя убежденным, как никогда.

«От владычества времени и суетных вещей…»

Выбравшись из машины, внимательно оглядел край леса и поляну. Никакого движения – вокруг никого. Открыв машину, достал брезент, ведро и десять галлонов воды. Он предпочел бы подержать эту в башне еще денек, но все развивалось слишком быстро и могло покончить с Элизабет.