Стейнар Браги - Ката

Через некоторое время послышалось слабое мычание и чавканье: девочка. Ката отдернула занавес и увидела, как та закатывает глаза и поворачивается из стороны в сторону. Как и прежде, ее лицо лоснилось от пота и ничего не выражало. Ката посмотрела, не врезаются ли ей в кожу веревки – но не обнаружила ничего такого. Спереди на ее кофте, над серединой грудей, заметила растущее на глазах темное пятно.

– Тебе больно? – спросила она, но девочка не отвечала.

Немного поколебавшись, Ката задрала ей кофту над грудями и увидела, как из толстых коричневых сосков сочится молоко. Тугие шарообразные груди просто распирало от него, и когда девочка поворачивалась на бок, из них в воздух били фонтаны. Она громко ревела, выгибала спину и билась головой о спинку кровати, – и в той открылся тайник. Там Ката обнаружила детскую бутылочку с присоской на конце. Она приложила присоску к одной из девочкиных грудей, крепко прижала к соску, надавив рукоятку на бутылочке, и несколько раз прокачала. В бутылочку полилось молоко, и когда давление в груди, судя по всему, ослабло, Ката приложила присоску к другой груди – и сцеживала молоко до тех пор, пока бутылочка не наполнилась.

Девочка все продолжала мычать и барахтаться, а Ката поднесла бутылочку к глазам. В молоке повсюду плавали желтоватые капли, то тусклые, то ярко блестящие. Она встряхнула бутылочку – и тут же резко почувствовала дурноту. Наклонилась вперед, стала искать на ощупь изголовье кровати, чтобы не потерять равновесие. Перед глазами все кружилось, тело онемело и гудело. Ката легла на пол и какое-то время лежала там без движения, слыша шаги по полу, скрип дерева, тихое мычание девочки… Но вот в доме померк свет.

Она вновь вышла на работу. Чтобы не перегружать себя, решила не брать сразу руководство отделением; сидела паинькой в канцелярии и слушала, как какая-то девица талдычит о том, что случилось за ночь. В конце беседы Ката потребовала минуточку внимания и попросила, чтобы к ней относились так же, как к остальным сотрудникам, несмотря на то, что всем было известно, что она несколько месяцев «отсутствовала». Никого такая просьба явным образом не смутила, никому не стало дурно от жалости и слезливости: после многих лет общения со смертью они были ко всему привычны.

В половине десятого она принимала амбулаторных больных на капельницу: молодую девушку, двух женщин средних лет и мужчину. Ни с кем из них Ката раньше не встречалась; она представилась сама и попыталась запомнить их имена.

– Сейчас уколю, – говорила она одному за другим и ставила капельницу, а Инга приносила лекарства.

Ката по два раза проверяла дозировку, подвешивала пакет на штатив, чтобы закачать туда «Вепезид», и подсоединяла шланг к катетеру. «Вепезид», или «Этопозид», блокировал топоизомеразы – это звучало гораздо лучше, чем если прямо назвать его ядом. Это лекарство действовало на энзим, отвечавший за репликацию ДНК в опухоли; но здоровые клетки он тоже убивал, а это означало побочные эффекты сроком до двух недель: понижение кровяного давления, выпадение волос, понос или запор, угнетение костного мозга с понижением белых или красных кровяных телец, привкус железа во рту, сухость кожи.

А потом предстояли тридцать минут «Блеомицина»: это вещество получали из бактерии, название которой Ката забыла, но она (бактерия) питалась почвой и перегноем. Худшим побочным эффектом здесь было выпадение волос за три-четыре недели, но они вновь отрастали за срок от трех до десяти месяцев; к тому же имели место изменение цвета кожи и ногтей, запор, жар, сыпь, образование сосудистой сети в легких, учащенное и поверхностное дыхание, вялость, усталость, язвы во рту, изменение вкуса еды – например, бифштекс на вкус казался «как дверную ручку облизать», как однажды кто-то выразился. Немудрено, что люди начинали путаться. Яды и лекарства, бактерии в перегное – все это могло бы уж быть и попонятнее.

А для противодействия самым сильным побочным эффектам пациентам давали стероиды, которые порой приводили к летальному исходу из-за того, что тромбы закупоривали сосуды мозга или сердца. Единственными относительно безвредными лекарствами были таблетки от тошноты, так как действовали не слишком хорошо.

Ката села у стены, свернула полотенце и принялась раскладывать катетеры в ящики. В книге, которую она читала, развивалась идея, что поведение медработников имеет значение для того, выживет ли пациент: бесчисленное количество сообщений, проходящих мимо сознания, больные все же воспринимают и толкуют в свою или не в свою пользу: количество прикосновений, то, смотрят ли им в глаза, – и расширение зрачков на какой-то миллиметр. В то же время Ката знала, что медработники как бы непроизвольно относятся лучше к тем, кто, по их мнению, явно будет жить: то есть тем, кто сильнее, больше помогают, и они живут дольше, – и это справедливо как для бизнеса, так и для ухода за пациентами в больницах.

«Как беспощадно и отвратительно! – подумала Ката. – И как теперь с этим жить?»

Одна из пожилых женщин смотрела телевизор сонными, налитыми кровью глазами; у мужчины глаза были закрыты, а на лице застыло ранимое, какое-то мышиное выражение, как будто ему было не по себе. Девушка держала перед глазами книгу, но страниц не перелистывала. Кате почудилось, что все они опухают; ее щеки покраснели, и она ощутила присутствие чего-то, что было больше всех этих людей, заполняло все помещение и не давало дышать.

Проснулась она от звонка в дверь. После еще нескольких звонков и стука отважилась выглянуть из окна спальни. На крыльце стояли двое; один держал в руках телефон, а другой разглядывал дом и заметил ее.

– Эге-гей! – закричал он и замахал рукой. У дома стояла большой белый фургон с надписью «ВУЛКАН».

Ката оделась и спустилась. Спросила сквозь закрытую дверь, что им надо. «У меня на проводе полиция», – добавила она; звучало это по-дурацки. У нее было ночное дежурство, и ей удалось заснуть только около полудня.

Человек, говоривший басом, ответил, что пришел ставить сигнализацию.

– Мы с вами на днях виделись. Ваш муж велел нам сегодня прийти и поставить систему сигнализации. Но, кажется, он забыл…

– А как зовут моего мужа?

– Тоумас Бьяртнасон. Ростом примерно метр девяносто, худой, волосы темные, разговаривает мало и по делу и носит серый шелковый шарф.

Ката попросила их предъявить удостоверение. В щели для писем показалась какая-то квитанция заказа от охранного предприятия «Вулкан», а вместе с ним – водительские права на имя какого-то Фридьоуна Гримссона. Немного поколебавшись, Ката отстегнула цепочку, отперла замок и открыла дверь.

Они ходили по всему дому, стучали, сверлили, клеили. Прежде, чем начали, Фридьоун объяснил, что именно они будут делать: поставят датчики движения, протянут провода к окнам и входам, сменят компьютерную систему. Он сказал, что в подвале стекло в окне одинарное, значит, туда просто залезть, а на первом и втором этаже окна уже старые, и между стеклами образовался конденсат. Тоумас новых стекол не заказывал, так что Ката перехватила у него инициативу и заказала вставить противоударные стекла на обоих нижних этажах. Они обсудили так называемую «комнату паники», и Фридьоун описал, из чего состоит такая комната: определенный «компонент», который кладется сверху на стены и прижимается, как крышка к контейнеру для еды, так что туда не проникнуть извне даже с помощью взрывчатки.