Александр Райн - Тюрьма мертвых [litres]

Денек разгуливался, сонные люди по-воскресному, вразвалку перемещались туда-сюда, выгуливали собак, слонялись по магазинам, поправляли здоровье после субботних попоек. Солнечные июльские лучи нещадно жарили, выпаривали влагу из организма, заставляли прятать глаза; это немного нервировало, хотелось найти тень.

Магазин находился близко. Закинув в корзину блок сигарет, печенье и другую мелочевку для работы, я проскользнул в ликеро-водочный отдел.

«Все равно день потерян, Алина так и будет теперь дуться, пока я не уеду, а потом начнет писать, извиняться, только это будет уже бессмысленно до тех пор, пока я не приеду в следующее воскресенье, тогда-то все и наладится».

Я встал возле витрины с элитным алкоголем. Деньги есть, можно себя побаловать бутылочкой Jack Daniels. Схватив с полки прямоугольную тару с мутным пойлом внутри, я направился к кассе.

Неожиданно кто-то хлопнул меня по плечу и смеющимся сиплым голосом добавил:

– Эй, Олежка, здорова!

Это был Толик Петров, толстый мужичок, бывший дальнобойщик, с вечно раскрасневшейся рожей, словно он без конца сгорал на солнце.

От него всегда ужасно воняло, казалось, он не меняет одежду. Готов поклясться, что каждый раз, когда я его видел, он гулял в одной и той же полосатой футболке в жутких катышках; его волосатые медвежьи ноги до колен прикрывали засаленные бриджи. Этот мужик совершенно не признавал обувь, поэтому все лето щеголял по улицам в черных вьетнамках, выставляя на всеобщее обозрение свои страшные длинные ногти.

– Смотрю, суббота удалась. – Он жадно посмотрел на бутылку виски, которую я поставил на кассовую ленту.

– А? Да не-е, я только из командировки приехал, это так, на вечер, отпраздновать, так сказать, выходной. – Я фальшиво улыбнулся ему, пододвигая бутылку ближе к кассе.

– О, ты хде щас трудишься? – продолжал он разговор, ставя рядом с моими покупками три большие бутылки пива.

– В Кулаево, варю потихоньку…

– В Кулаево? Это как в Семеновское ехать, че ли? И чего ты там забыл? Там же вроде все развалилось сто лет назад: колхоз, деревня…

– Там тюрьма.

– В Кулаево?! Тюрьма? Ы-хы-хы-хых. – Толик сипло захихикал.

– Ну да, она там уже давно, – сказал я немного обиженно, не понимая странной реакции.

– Олежка, не надо мне п***ть. – Толик никогда не стеснялся выражать свои эмоции на людях, более того, считал это необходимым. – Я всю страну исколесил вдоль и поперек, ну ты ж знаешь, батя-то тебе рассказывал.

Я молча кивнул, разговаривать особого желания не было.

– Так вот, я знаю все тюрьмы от сих и до Урала и первый раз слышу о том, шо в Кулаево есть тюрьма. – Он самодовольно улыбнулся.

Я лишь пожал плечами в ответ. Спорить с ним и доказывать что-либо смысла не было, к тому же подошла моя очередь пробивать товар.

– Ну, бывай, Олежка! – помахал мне напоследок Толик, и я, взяв свои покупки, поспешил удалиться из магазина, чтобы еще кого-нибудь не встретить.

Пока я шел по зеленой, наполненной летними красками улице, глядя на то, каким теплым и приветливым был мир вокруг, я вспомнил сырой, прохладный туман, висящий над полем, над деревней, скрывающий со всех сторон тюрьму. Единственным логичным объяснением этого беспросветного марева для меня была болотистая местность, но неужели там всегда так – вечная пелена и противный холод? Как же там люди жили во времена процветания деревни?

Слова Толика не прошли мимо моего внимания. Я хоть и не любил таких людей, как он, они всегда вызывали у меня некое отвращение, но надо отдать ему должное, он действительно объехал всю нашу родину. Они с моим отцом работали в одной конторе, и оба бóльшую часть жизни провели в пути, глядя на страну, на то, как она живет и меняется. Здесь он, конечно, мог поспорить в любом вопросе, касающимся той или иной местности. Хотя как знать, он уже лет пять не держал руль в руках, тупо пропивал нажитое, возможно, это сказывается на памяти.

За этими мыслями я не заметил, как добрался до квартиры. Еще на лестничной площадке почувствовал запах фирменных котлет Алины. Зайдя внутрь, я увидел на полу моющие средства, а из ванны доносился шум стиральной машинки.

«Ушла в уборку и готовку, значит, все разговоры отложены до вечера». Я не стал подходить к ней, вместо этого взял свой любимый квадратный бокал и направился в комнату, где плюхнулся на диван и, схватив в руки пульт, начал щелкать каналы на телевизоре.

День тянулся медленно, как и моя бутылка. По телевизору показывали старые американские комедии, Алина без конца шумела пылесосом, то и дело заходила протирать пыль, потом мыла полы, окна, все это время мы не разговаривали, лишь перекидывались иногда парой фраз. Как же тошно я себя чувствовал в эти часы; в голове зародились мысли вроде: «Скорее бы, что ли, на работу».

Но вот наконец виски расслабил меня, и гудевший до сих пор мозг пообмяк, я почувствовал, как меня клонит в сон. Часы на стене показывали семь вечера, и я, заметно поднабравшись, решил все-таки попробовать завести разговор с Алиной, но она не стала меня слушать, хоть и вела себя уже менее дергано.

– Олег, ты уже пьян, и я с тобой сейчас ничего обсуждать не буду.

– Ну ты разве не довольна, что я ра-работаю?

– Довольна. – Она делала вид, будто чем-то очень увлечена в телефоне.

– По-слу-шай, ну хо-чешь, я уволюсь? – Старина Jack давал о себе знать, слова потихоньку сливались в тягучую бессвязную кашу.

– Нет. – Она отвечала, даже не поворачивая головы в мою сторону, от чего алкогольный огонь во мне только разгорался.

– Почему? Я же знаю, что хочешь! Я прям щас позвоню и уволюсь! – Я достал телефон и начал искать номер, но, пролистав список за последний месяц, вспомнил, что звонить мне некуда.

– Послушай, Олег, иди спать, я не хочу, чтобы ты увольнялся, я просто переживаю за тебя.

– Не надо за меня переживать, переживай лучше за себя.

– Как скажешь. – После этих слов она ушла в ванну, откуда послышался шум воды.

Я отправился в спальню и рухнул на заправленную кровать, моментально отключившись.

– Дз-з-з-ы-ы-ы-ы-ы-нь, дз-з-з-ы-ы-ы-ы-ы-нь!

В голове звонили тысячи колоколов, им аккомпанировали сотни маленьких барабанщиков, хаотично выбивающих несогласованный друг с другом ритм. Примерно так звучал будильник, который пытался вызволить меня из царства пьяных снов. Я нажал на сброс будильника, и телефон умолк. Собравшись с силами, я сел на край кровати и начал медленно натягивать носки на ноги.

«Черт, разве я ставил будильник?»

Вчерашний день мелькал в голове оборванными кадрами, которые никак не хотели собраться в одну общую картину, но спустя пятнадцать минут я наконец смог воссоздать все в памяти, даже наш дурацкий разговор с Алиной. Но момент, в котором я выставляю время на будильнике телефона, был безвозвратно утерян.