Александр Райн - Тюрьма мертвых [litres]

Врачи сказали, что основной причиной смерти ребенка стал именно шок матери, случившийся от удара. Хотя, возможно, причиной была температура воздуха, перевалившая за сорок градусов; никто этого никогда не узнает.

Таким образом, он получил два года тюрьмы за непреднамеренное убийство, а молодая семья осталась без долгожданного ребенка. Этот случай терзал и мучил меня несколько лет подряд, заставлял ненавидеть себя. Если бы не Алина, не знаю, что стало бы со мной. Это была моя вина, полностью моя.

Переживая в мыслях эти эпизоды, я и сам не заметил, как передо мной возникла огромная белая дверь.

Готов поклясться, еще мгновение назад ее не было. Должно быть, за мыслями я пропустил, как очередь рассосалась и тот здоровяк исчез за дверью. Кто-то коснулся меня сзади.

«Да подожди ты!» – хотел я рявкнуть подпирающему сзади, но не успел, потому что мой голос исчез от того, что я увидел.

Обернувшись, я увидел длинный коридор, не имеющий начала. И все его узкое пространство занимала одна сплошная очередь, которая заканчивалась на мне, и, кажется, людей это нервировало.

Сворачивать некуда, остается только идти прямо; я толкнул дверь и вошел внутрь.

Помещение встретило меня непроглядной тьмой. Стоило сделать шаг вперед, и дверь захлопнулась. Я чувствовал себя слепым котенком. Рука искала дверную ручку, чтобы впустить хоть немного света, но все безуспешно.

Я глубоко вздохнул и, выпустив носом воздух, начал оглядываться по сторонам.

Глаза привыкали к мраку, рядом со мной начал проявляться сгорбленный силуэт какого-то карлика.

Я напряг зрение, словно это могло как-то помочь, но, на удивление, мне удалось разглядеть горбатого, который оказался обычным стулом.

– Есть кто-нибудь?

– Есть кто-нибудь… нибудь… будь, – ответило мне эхо.

– Эй! – Я крикнул снова, и стены вторили мне моим голосом.

Потолки были высокими, трудно было понять насколько, но я ощущал себя в оперном зале.

Погружаться в неизвестность совсем не хотелось, но я обернулся и понял, что уже поздно. Дверь исчезла, да что там дверь, стена пропала.

Пустота пугала, стул был единственным видимым островком, поэтому я добрался до него широкими шагами. Мои пальцы скользнули по изогнутой деревянной спинке и собрали слой пыли, который осыпался в разные стороны. Ноздри защекотало, и я пару раз громко чихнул, но никто не пожелал мне здоровья.

«Кажется, здесь никого».

Я присел на жестковатую сидушку и, закинув ногу на ногу, уставился вперед. Стоило мне сделать это, как я почувствовал на себе тяжелый взгляд. Передо мной кто-то сидел. Глаза, уши, нос говорили – здесь никого, но это было неправдой, здесь был человек, и он напротив меня.

– Кто вы? – обратился я к невидимому соседу.

– Вопросы здесь задаю я, – раздалось где-то внутри меня.

Я встал, чтобы подойти поближе к человеку, находившемуся в паре метров, но стоило мне покинуть стул, и он словно исчез. Я немного постоял, помахал перед собой руками, но ничего не происходило, тогда я снова сел на стул, и человек вновь появился.

– Что я здесь делаю?

– Вопросы здесь задаю я, – повторил голос, который звучал как мой собственный, но при этом был по-философски нетороплив и по-учительски строг.

Я хотел было что-то сказать, но он не дал мне и без остановки продолжил:

– Пять лет назад, десятого июля в 17:36, по вашей вине погиб не рожденный ребенок. Вы признаете вину?

Перед глазами тотчас снова возникла картинка того дня. Удушливая духота, запах раскаленного асфальта и пота, распухшие от слез глаза молодой матери.

– Признаю, – не раздумывая, сказал я, все еще мысленно находясь там. Я не знал, кто передо мной, но сейчас я готов был признать вину перед кем угодно.

– Эта вина делится поровну между вами и водителем такси, он частично заплатил за нее, отсидев срок в тюрьме, но окончательный суд и приговор ждет его гораздо позднее, в отличие от вас.

– И какой приговор меня ж…

– Четырнадцатое апреля, три года назад, – кража пятитысячной купюры.

– Но…

– Двадцать третье июля того же года, из-за вашего удара в больницу со сломанным носом попал электрик.

– Да этот козел мою жену схватил за зад! – выкрикнул я, не в силах сдерживаться.

Голос в моей голове не обращал внимания на мои оправдания, он без запинок продолжал говорить в заданном темпе:

– Вследствие чего он пропустил смену, во время которой отключился свет в нескольких домах, одним из домов была клиника, где проходила операция на открытом сердце. Аварийная бригада, в которой он числился, выехала на место, чтобы устранить последствия короткого замыкания. В бригаде, кроме него, работали два стажера и один опытный электрик, через три дня уходивший на пенсию. В итоге из-за нехватки квалифицированной помощи…

Я чувствовал себя спортсменом-любителем, взявшим непосильную штангу на грудь, а голос нагружал меня тяжелыми блинами неизвестных мне фактов, которые так или иначе были связаны с моими действиями. Постепенно штанга становилась все тяжелее, и если поначалу я мог привести какие-то доводы в свое оправдание, то спустя немного времени гриф уже давил на мою грудную клетку так, что еще немного – и послышится хруст.

Он говорил и говорил, а я чувствовал себя полным дерьмом, совершившим столько зла, что по сравнению со мной Аль-Каида [1] Организация, запрещенная на территории РФ была благотворительной организацией.

Больше я не пытался перебивать, молча обрастая слоем собственных грехов.

Факты, о которых я даже не догадывался, лупили меня кусками грязи. Грязь лилась со всех сторон. Она зловонной жижей стекала на голову, заползала в уши, хрустела на зубах, по пищеводу спускалась в желудок, а оттуда – в кишечник. Под ногтями ее скопилось столько, что, высыхая, она отваливалась кусками. Хотелось бежать, встать под кипящий источник и металлической щеткой содрать с себя эту мерзость вместе с кожей.

«Неужели это все сделал я? Так много. Я даже не представлял, какое я чудовище. Мне следует гореть в аду за такие дела!»

– Ада не существует, – сказал голос, подытожив, словно прочел мои мысли.

– А что тогда есть? – с грустью спросил я.

– Судебная система до и после жизни мало чем отличается. Человек может существовать только в двух формах – свободной и несвободной. Если вы несете зло и разрушение – будете вечно торчать в заключении, а если нет – будете жить дальше, и так до бесконечности от тела к телу, до тех пор, пока не оступитесь.

– Вы бог? – с благоговейным трепетом прошептал я.

– Я – судья, а вы подсудимый, вопросы здесь задаю я, – в третий раз повторил он. – Итак, проанализировав все ваши деяния на протяжении жизни, суд выносит окончательное решение.