Александр Райн - Тюрьма мертвых [litres]

Охранник проговорил что-то невнятное, и через несколько мгновений возле нашей вагонетки появились еще двое лысых в форме, среди которых был мой дед.

– Звони, пускай ищут на путях, – услышал я знакомый голос.

– Поднимай! – гаркнул он в конец состава.

Зашипев, поручни поплыли кверху.

– Построиться!

Мы послушно начали покидать состав, в этот момент один из охранников прошелся вдоль стены и разжег несколько ламп. Зеленовато-желтый свет рассеялся по тоннелю, наполнив его причудливыми тенями.

Я снова взвалил тяжелую кувалду на плечо, своим весом она уже успела продавить в нем лунку. Нога в ногу, словно связанные невидимой цепью, мы медленно двинулись вперед, но скоро остановились. Спереди послышался треск и шелест перетирающегося между собой металла. Сработали какие-то запорные механизмы, раздалось противное гудение. Я узнал этот звук, так гудят дверные петли под огромным весом. Ледяной ветер ворвался с ревом в тоннель, словно зверь, который был взаперти. Пальцы, сжимающие кувалду, начали терять чувствительность. Я испугался: вдруг эта дверь ведет в ад?

Идти не хотелось, но сзади настойчиво подпирали. Кажется, я совершил огромную ошибку, согласившись на эту сомнительную авантюру. Интересно, как смог сбежать тот, с ухмылкой? Мы ведь были в одинаковых условиях.

Я смотрел вперед, но ничего не видел за спинами. Что-то было явно не так. Холодный ветер кусался, заметал внутрь пыль, которая неприятно колола оголенные щиколотки. Взглянув под ноги, я негромко ахнул – это была не пыль, это был снег. Самый настоящий снег! Сквозняк гнал его по земле, тот, цепляясь, оседал на ботинках и таял на коже.

«Нет! Не может быть! – Я отказывался в это верить. – Это не мог быть снег, не мог! Сейчас конец лета! Какого хрена произошло? Я не хочу в это верить».

Чем ближе я был к выходу, тем очевиднее становилось, что зима вступила в свои законные права и я провел в этих стенах гораздо больше времени, чем казалось.

Ледяной воздух обжигал ноздри, из которых текло. Я не обращал на это внимание, мне было все равно.

«Теперь мне отсюда точно не выбраться, сегодня я умру, окоченею, и Алина никогда не узнает, что со мной стало», – с этими мыслями я шагал в призрачном строю навстречу неминуемой холодной смерти.

Наконец дверь оказалась позади, а под ногами звучно захрустело. Мы шли по вытоптанной сотнями ног дорожке, вдоль нее слева и справа из земли шипами торчали заколоченные в промерзшую землю сваи. Рябое от облаков небо цвета бетона росло прямо из земли, прерываясь лишь темно-зеленой полоской елей, которые окружали тюрьму, скрывая ее от всего остального мира. Создавалось впечатление, что заключенные строят не только тюрьму, но и все вокруг: природу, землю, снежный покров. Откуда-то неподалеку эхом отдавались глухие одиночные выстрелы. Позже я понял, что это были звуки сваебойной машины, которая, судя по всему, работала здесь на износ, так как тюрьма разрасталась с необычайной скоростью. На секунду меня посетила мысль: «В конечном итоге вся земля будет одной большой тюрьмой, и тот, кто не грешил в прошлой жизни, рано или поздно сорвется и тоже окажется за этими стенами».

– Стоять! – Ветер принес хриплый голос спереди, в ту же секунду наша живая машина прекратила свой ход.

Я смотрел на спины впередистоящих. Ледяной ветер раздувал свисающие с их плеч серые тряпки, которые защищали от этого дубака не больше, чем кружевной тюль.

«Интересно, мертвые чувствуют холод?»

Несколько мгновений спустя мимо нас прошли охранники, те, что привезли нас сюда, включая моего деда. Он искоса глянул на меня, его ресницы слиплись от мороза, а губы были синими. В его взгляде я увидел отчетливое: дальше ты сам по себе.

Никто не шевелился, кроме меня, конечно. Тело уже колбасило, мысли превращались в кашу, кажется, мозг вытекал вместе с соплями, моментально превращаясь в льдинки. Немного погодя я почувствовал: что-то изменилось. Воздух начал тяжелеть, легкие и сердце сдавливали невидимые руки, а скованные морозом мышцы напряглись еще сильней и начали ныть. Сначала я решил, что это приступ, а может, предсмертная судорога, но потом вспомнил, что уже испытывал нечто подобное однажды. Тогда, в первый день, когда увидел странных стражей в серых плащах. В памяти возникли пустые темные глазницы, засасывающие все твои внутренности, я сразу вспомнил слова деда: «Я – божий одуванчик по сравнению с теми ребятами, которые следят за порядком снаружи».

Их было двое, каждый на две головы выше самого высокого заключенного в моем ряду. Один шел слева, другой справа, руки у обоих спрятаны в карманы ровно свисающих с плеч серых плащей, которые даже не шевелились от прикосновения ветра, словно не подчиняясь законам природы. Только сейчас я смог разглядеть всю угловатость их лысых черепов.

«Кажется, здесь к волосам какое-то отдельное – отрицательное отношение».

Там, где в прошлый раз были черные дыры, теперь находились обычные человеческие глаза, отражающие холодную, как и окружающая нас зима, душу, если, конечно, у этих ребят есть душа. Возможно, в прошлый раз мне просто почудилось. Надсмотрщики шли медленными ровными шагами вдоль колонны, не поворачивая головы в сторону заключенных; они не смотрели на нас, но я чувствовал, что ведется подсчет голов.

Наконец они пропали за спинами, и наше движение возобновилось.

Кажется, пальцы ног больше не подчинялись мне; возможно, я уже отморозил их окончательно.

«Интересно, сколько я так еще продержусь?»

Чем дальше шли, тем сильней слышался шум машины, беспощадно загоняющей бетонные шипы в землю, содрогая ее. Вскоре одна из таких машин показалась в нескольких метрах от нас. Это была огромная допотопная механическая хреновина на гусеничном ходу. Она гудела, звякала механизмами, тарахтела, как умирающий от старости трактор, из всех щелей и главной трубы валил черный мазутный дым, коптящий небеса. Возможно, поэтому небо было таким грязным и беспросветным. Несколько человек во главе с «плащом» двинулись в сторону агрегата, а наш отряд, не останавливаясь, пошел дальше. Через несколько шагов еще одна группа работяг свернула с тропы, затем еще и еще. Мы были подобием поезда, с которого на ходу то и дело «десантировались» в разные стороны пассажиры. Вскоре настала и моя очередь «высаживаться».

Как оказалось, машина была не единственной, мы добрались до еще одной, но та ничего не забивала, лишь деловито вибрировала и иногда издавала какие-то бахающие звуки. Пять мертвых преступников, вооруженных тяжелыми инструментами, в рабочей одежде, больше похожей на лохмотья, двинулись следом за местным блюстителем порядка. Я был шестым в этой бригаде и плелся позади всех. Как только я сошел с тропы, ноги тут же погрузились в наст по самые щиколотки.