Харлан Кобен - Убегай!

– И что с ним?

– Его отпустили.

– Что?!

– Под залог. Его внес Рокко.

– Дело Лютера не передали в суд?

– Презумпция невиновности. Восьмая поправка [38] Восьмая поправка к Конституции США, вместе с другими, составляющими Билль о правах, была внесена в конгресс в 1789 году и ратифицирована в 1791-м: «Не должны требоваться чрезмерные залоги, или налагаться чрезмерные штрафы, либо назначаться жестокие и необычные наказания». . Мы, знаете ли, все еще ее соблюдаем у нас в Америке.

– Так он на свободе? – выдохнул Саймон. – И вы думаете, Ингрид грозит опасность?

– В общем-то, нет. В этой больнице довольно надежная охрана.

Мимо них протиснулась медсестра, раздраженно окинув их взглядом, потому что они некоторым образом перекрывали вход. Пришлось отойти в сторону.

– Суть в том, – сказал Фагбенл, – что дело против Лютера оказалось не столь простым, как виделось на первый взгляд.

– Это как?

– Он утверждает, что вы стреляли в него первым.

– Я?

– Вы, ваша жена, в общем, кто-то из вас.

– Вы проводили анализ оставшихся на нем пороховых следов?

– Да. Он утверждает две вещи. Первая: он просто тренировался и попал в вашу жену случайно. Вторая: если вы с этим не согласны, тогда он стрелял в ответ, потому что вы стреляли в него первыми.

Саймон презрительно усмехнулся:

– Кто же в это поверит?

– Вы будете удивлены. Послушайте, я не знаю всех подробностей, но Лютер Ритц заявляет, что это была самооборона. А это может привести к очень неудобным вопросам.

– Например?

– Например – прежде всего: почему вы с Ингрид там оказались?

– Мы искали свою дочь.

– Хорошо. Значит, вы были взволнованы, встревожены, так? Отправились в наркопритон, куда часто ходила ваша дочь. Там никто не хотел говорить вам, где она. И возможно, вы еще больше стали волноваться и тревожиться. Может быть, даже впали в отчаяние, в такое отчаяние, что кто-то из вас, вы или ваша жена, выхватил пистолет…

– Вы это серьезно?

– …и выстрелил в него. Я имею в виду, в Лютера. А тот выстрелил в ответ.

Саймон скривил лицо.

– Сейчас Лютер у себя дома, залечивает серьезную рану…

– А моя жена, – Саймон почувствовал, что краснеет, – лежит сейчас в коме в десяти ярдах от нас.

– Я знаю. Но вы же понимаете, кто-то ведь в Лютера стрелял.

Фагбенл придвинулся к нему поближе. И теперь до Саймона дошло. Он понял, что происходит.

– И поскольку мы не знаем, кто в него стрелял, заявление Лютера, что он действовал в пределах самообороны, повлечет за собой естественные сомнения. Свидетели, если таковые найдутся, вашу версию происшедшего поддерживать не станут. Они будут поддерживать версию Лютера. – Фагбенл улыбнулся. – У вас ведь не было в этом наркопритоне друзей, Саймон?

– Нет, – сказал Саймон. – Конечно не было.

У лжи быстрые ноги. В Лютера стрелял Корнелиус и тем самым спас их, но Саймон ни за что его не выдаст.

– Вот и я об этом. Так что других подозреваемых нет. Следовательно, адвокат Лютера будет стоять на том, что в Лютера Ритца стреляли вы. А потом, когда все остальные разбежались кто куда, у вас было время. Вы спрятали пистолет. Если были в перчатках, выбросили. Да что угодно.

– Послушайте, детектив…

– Что?

– Вы пришли меня арестовать?

– Нет.

– Значит, все это может подождать?

– Думаю, да. Я не верю в то, что наплел Лютер. Это так, для ясности. Но мне все-таки кое-что здесь кажется странным.

– Что именно?

– Вы помните, как мы вошли в его больничную палату для опознания?

– Да.

– А Лютер, ну, короче, плохо въезжает в ситуацию, надеюсь, понимаете, о чем я. Этот глупец сразу сознался в том, что на месте преступления в него стреляли, помните?

– Да.

– То есть соображает он туговато.

– Согласен.

– И все же, когда я его спросил, зачем он это сделал, помните первое, что он сказал?

Саймон молчал.

– Он показал рукой на вас, Саймон, и сказал: «А его почему не спросите?»

Саймон вспомнил. Вспомнил, как он сразу разозлился: вот перед ним стоит этот подонок Лютер, который покушался на жизнь Ингрид. Мысль о том, что этот мерзавец способен такое совершить, привела его в бешенство.

– Он просто хватался за соломинку, детектив.

– Думаете?

– Да.

– Нет, Саймон, вряд ли у него хватило бы на это ума. Очевидно, Лютер знает кое-что, о чем еще нам не рассказал.

Саймон секунду подумал.

– Например? – спросил он.

– Это вы мне скажите, – предложил Фагбенл. – Кто стрелял в Лютера, Саймон? Кто спас вас обоих?

– Не знаю.

– Это ложь.

Саймон промолчал.

– В том-то и закавыка, друг мой, – продолжал Фагбенл. – Стоит только впустить одну ложь, пусть даже из самых лучших побуждений, на ее спине въедет целая толпа. Они всем скопом набросятся на правду и растерзают ее. Поэтому спрашиваю еще раз: кто стрелял в Лютера?

Они стояли почти вплотную, глядя глаза в глаза друг другу.

– Я уже сказал, – стиснув зубы, ответил Саймон. – Я не знаю. У вас есть ко мне еще что-нибудь?

– Думаю, нет.

– Тогда позвольте, я пойду к жене.

Фагбенл похлопал Саймона по плечу, как бы дружески, но и с некоторой угрозой.

– Будем на связи, – сказал он.

Фагбенл двинулся по коридору, и в это время у Саймона зазвонил телефон. Номер он не узнал и подумал, не перевести ли звонок на голосовую почту – слишком много в последнее время звонков с просьбами, – но региональный код был тот же, что и колледжа в Лэнфорде. Он отошел в сторонку.

– Алло!

– Мистер Грин?

– Да.

– Я получил ваше письмо и текстовое сообщение, поэтому и звоню. Это Луи ван де Бик. Преподаватель Лэнфордского колледжа.

Саймон уже почти забыл про те свои сообщения.

– Спасибо, что откликнулись.

– Нет проблем.

– Я хотел поговорить с вами о моей дочери Пейдж.

С той стороны повисла тишина.

– Вы ее помните? Пейдж Грин.

– Да, – ответил он, но голос его теперь звучал как-то глухо, словно издалека. – Конечно помню.

– Вам известно, что с ней произошло?

– Я знаю, что она бросила учебу.

– Она пропала, профессор.

– Мне очень жаль.

– Мне кажется, в колледже с ней что-то случилось. Я думаю, все началось именно там.

– Мистер Грин…

– Да?

– Если я правильно помню, ваша семья живет в Манхэттене.

– Правильно.

– Сейчас вы находитесь там?

– В городе? Да.

– В этом семестре я преподаю в Колумбийском университете.

Альма-матер Саймона.

– Может быть, – продолжал ван де Бик, – нам стоит поговорить об этом при личной встрече.

– Я могу быть там минут через двадцать.

– Мне понадобится несколько больше времени. Где кампус, знаете?

– Да.

– Перед главным зданием – статуя на ступеньках.

Главное здание называлось Мемориальной библиотекой Лоу. Бронзовая статуя перед ним, которую, как ни странно, тоже называли Альма-матер, изображала собой древнегреческую богиню мудрости Афину.