Тана Френч - Ведьмин вяз

– Ему сейчас нелегко, – заметил Хьюго, когда снова раздался стук в дверь и я пробормотал что-то типа: может, не открывать и он уйдет? – Он и так-то парень нервный, а тут столько всего навалилось… Ничего, успокоится. Ты уж будь с ним поснисходительнее.

Примерно то же сказала мне и Сюзанна, правда, в более резких выражениях. Мы с ней мыли посуду после воскресного обеда; с каждым разом наши семейные сборища становились все безумнее, никто уже не выдвигал версии об убитом в Гражданскую войну стукаче или ритуальных жертвоприношениях кельтов, а если что-то такое и думал, то не желал делиться с другими, поэтому мы изо всех сил притворялись, будто ничего не случилось. А чтобы не дай бог не повисла неловкая тишина, отец с братьями прилежно предавались воспоминаниям о детских выходках, остальные же заливались смехом, Леон и вовсе верещал от хохота, как обезьяна. Сил на это смотреть у меня уже не хватало, и я ушел на кухню мыть посуду.

– Ты просила Леона завязать на время с наркотой, – сказал я, когда из гостиной донесся очередной взрыв исступленного гогота.

– Ничего он не принимал. – Сюзанна убирала недоеденное, одним глазом посматривая на Зака и Салли, которые весело копали траншею на поле боя на заднем дворе.

– Тогда что с ним такое? – Я переставлял содержимое холодильника, пытаясь найти место для новых судков. Осталась куча всего: нормально поел только Оливер, остальные почти не притронулись к еде.

– Просто нервы. А ты только подливаешь масла в огонь. Хватит к нему цепляться.

– Я вообще молчу!

– Ну да. Стоит ему рот открыть, и ты уже бесишься…

Я задвинул просроченный чеддер вглубь полки.

– Гогочет, как эта дура из “Друзей”. У меня от него голова раскалывается.

– Не трогал бы ты Леона. – Сюзанна перекладывала картошку в маленькую миску. – Копы его и так уже напугали. И ты еще со своими подначками – мол, хоть при Рафферти не психуй. Ему от этого не легче.

Я и не думал, что кто-то услышал мои слова.

– Я же пошутил.

– Зато ему не до смеха.

– Меня это не касается.

Сюзанна вскинула бровь, но ответила непринужденно:

– Кто бы спорил. Но когда Леон перенервничает… Помнишь, нам было лет по девять, он разбил дурацкий старый барометр, который стоял у моего отца на столе? А ты принялся его доводить: “Ну все, тебе конец, дядя Фил очень любит эту штуку, то-то он разозлится…” Помнишь?

Я не был уверен, помню или нет.

– Тебя послушать, я в детстве был полным говном. Но это не так.

– Ну отчего же сразу говном, просто прикалывался. Ты-то никогда не боялся, что тебя накажут, тебе всегда удавалось отговориться, ты, наверное, и не понял, что Леон испугался. Когда папа вернулся домой, Леон уже так испсиховался, что, увидев его, тут же и закричал: “А Тоби съел мятные конфеты у вас из ящика!” Неужели правда не помнишь?

Что-то забрезжило в памяти. Леон, разинув рот, беспомощно трогает обломки барометра, пытаясь его собрать, Сюзанна выковыривает из ковра осколки стекла, я наблюдаю за ними, выдыхая едкие мятные облачка, – но вряд ли, скорее всего, я пошел за клеем и попытался как-то помочь, правда же?

– Вроде помню, – ответил я. – И чем тогда кончилось?

– Ты выкрутился, как обычно. – Насмешливый взгляд через плечо. – Еще бы. Очаровательная робкая улыбка, ой, дядя Фил, я представил, будто я – это вы, сел за ваш стол, хотел написать учителю служебную записку, что задавать домашку незаконно, а я же помню, вы всегда за работой едите мятные конфеты… Тут папа рассмеялся и, разумеется, не стал тебя наказывать. А поскольку ты его развеселил, то и из-за барометра он не ругался. Так что в конце концов все обошлось.

– Так к чему ты клонишь? (Из гостиной снова донесся вопль.) Хочешь сказать, если Леон… если я его достану, то он сделает… что? Натравит на меня копов ?

Сюзанна пожала плечами, ловко отрывая пищевую пленку.

– Ну, может, и не специально. Но он совсем голову потерял. И если ты не перестанешь его запугивать и злить, кто знает, что он выкинет. Не забывай об этом – и отстань от него. Потому что на этот раз тебе вряд ли удастся выкрутиться.

– Ой, да ладно! – Я рассмеялся, но Сюзанна даже не улыбнулась. – Ничего не будет. Это же не мятные конфеты, тут дело серьезное. И Леон это понимает.

Сюзанна повернулась, посмотрела на меня и направилась к холодильнику с двумя мисками.

– Между прочим, Леон порой тебя терпеть не может, – сообщила она.

– Что? Ну, это меня тоже не касается, – помолчав, ответил я.

Сюзанна снова шевельнула бровью, но сказать ничего не успела: на кухню заглянул Том.

– Идите скорее, вы должны это услышать, твой отец рассказывает… – Но тут он перевел взгляд на сад: – Господи боже. Сью. Ты только посмотри.

Улыбавшийся Зак поднимался из траншеи, в которую, видимо, только что свалился – или спрыгнул специально. Он перемазался в грязи с головы до ног. Салли выглядела не лучше. Она вытянула перед собой грязную прядь волос и с любопытством ее разглядывала.

– Мамочка! – крикнула она. – Мы испачкались!

– Вот это да, – проговорила Сюзанна.

– Как же мы их домой повезем? Вся машина будет…

– Выкупаем их здесь, – перебила Сюзанна. – Наверху есть чистые детские вещи. Только придется их в ванную нести на руках, иначе они всю лестницу уделают. Дети! Хватит возиться в грязи, вылезайте!

Зак и Салли предсказуемо заканючили и заныли, в конце концов Том и Сью подхватили их и на вытянутых руках потащили наверх, Салли хихикала и размазывала грязь по маминой щеке, Сюзанна со смехом уворачивалась, Зак отрешенно посмотрел на меня поверх плеча Тома и вытер пальцы о рукав моей белой футболки, оставив грязные следы.

– Обхохочешься, – Леон прошмыгнул мимо них на кухню, – о нет, неужели вы уже все перемыли?

– Ага.

– Ой. – Он прикрыл пальцами округленный рот. Леон был навеселе. – А я хотел вам помочь. Но твой отец травил такие уморительные байки. Да по сравнению с тем, что они вытворяли в детстве, мы жалкие дилетанты. Он рассказывал, как они одели соседскую собаку…

– Да, знаю. – Папа терпеть не может эту историю, и если уж вытащил ее, значит, плохо дело. – И все остальные его байки – тоже.

– Эй! – Леон встряхнул бокал с кубиками льда и посмотрел на меня; несмотря на выпитое, взгляд его оставался на удивление проницательным. – Кто тебя разозлил?

– Я просто не в настроении.

– Сюзанна гадостей наговорила? – Я не ответил, и он добавил: – Я очень ее люблю, но порой она выносит мозг так, что убить хочется.

– Нет. – Я направился мимо него в гостиную, чтобы спросить Мелиссу, не придумала ли она, как нам их всех спровадить.

Воскресные обеды, часы занятий в кабинете Хьюго, вечера перед горящим камином – на сторонний взгляд могло показаться, будто наша жизнь вошла в колею. Хьюго даже удалось продвинуться в разгадке тайны семейства Макнамара для миссис Возняк: он обнаружил очередных ее дальних родственников, один из них выдал нам целую стопку нечитабельных дневников, которые в конце девятнадцатого века вел кто-то из его предков, и мы часами бились над ними, пытаясь разобрать хоть что-то, в конце концов оказалось, что этот тип в основном жаловался на тещу и скверное рагу.