Бернар Миньер - На краю бездны

Чань понял, что Элайджа здесь знает каждый угол. Тот повернул направо, прошел по коридору, освещенному фиолетовым светом, свернул налево, и Чань увидел надписи ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ на английском и кантонском. Элайджа еще раз свернул. На одной из дверей, как в аэропорту, висел список запрещенных вещей: ножи, ножницы, фотоаппараты… Гирлянда, обрамлявшая дверь, радостно мигнула, и Элайджа позвонил в висевший на двери колокольчик. Дверь тотчас же открылась, и они увидели даму евразийского типа в черно-лиловом корсете с воланом понизу, с планшетками, стягивающими бледный торс, и в стрингах тех же цветов.

Увидев Старика, девица не выказала особой радости.

– Тебе чего, Элайджа?

От Чаня не укрылась фамильярность, с какой она приветствовала его коллегу. Говорила она с сильным акцентом. Большинство бордельных девиц – иностранки; они приезжают из Таиланда, из Лаоса, России, Украины и из континентального Китая.

– Привет, Малышка Сю, – сказал Элайджа. – Можно нам войти?

Что за вопрос… «Малышка Сю» повернулась к ним спиной и томной походкой двинулась в комнату, где стояла кровать, занимавшая почти все свободное место. Из-за розовых ламп всех оттенков у Чаня возникло впечатление, что он вошел в бонбоньерку или в гримерку актрисы. Пахло земляничной жвачкой и дешевыми духами. Маленький вентилятор шевелил гладкие и блестящие волосы Малышки Сю. В крошечной комнатке было душно. Официально девушки соблюдали законы Гонконга, где проституция дозволялась, а бордели и сутенерство запрещались. Согласно этим законам девушки числились «независимыми труженицами сексуальных услуг». И, само собой, никаких сутенеров, никаких закрытых домов терпимости. Одаренные богатым воображением гонконгские законодатели призывали придерживаться хорошо известного принципа: «Каждой женщине – своя комната». Каждая проститутка должна была предоставить счета за воду и электричество. Разумеется, едва закон вышел, его тут же обошли. И везде богатое воображение законодателя сразу уравновесили нарушители: большинство девушек подчинялись триадам, а те на корню скупали жилые дома и разделяли их в расчете на то количество комнат, какое требовалось, чтобы девицы не нарушали закон. В Фуджи-билдинг была сто сорок одна такая комната.

– Так что тебе нужно, Элайджа? – повторила Малышка Сю, усевшись в изголовье кровати и обхватив руками колени.

Старик сел с ней рядом на край кровати, достал телефон и показал ей фото с паспорта Игнасио, которое появилось на экране.

– Ты его знаешь?

Показалось? Или в глазах девушки что-то промелькнуло?

– Да…

Элайджа еле заметно улыбнулся и дружески положил руку на ее худую коленку.

– Сомневаюсь, что самая известная из девушек Фуджи не видела, как он сюда заходил.

– Он заходил всего раз… – ответила она и подняла глаза. – Что он натворил?

– Он не оценил твоих услуг? – спросил Элайджа, не ответив на вопрос.

По ее лицу промелькнула странная гримаса. Она посмотрела на Чаня, и тому почему-то стало очень тревожно.

– Я не смогла дать ему то, чего он добивался.

– А чего он добивался?

Взгляд девушки перешел с Чаня на Элайджу и остановился. На лицо снова набежала тень. Чань ощутил знакомые мурашки на затылке.

– Этот тип чокнутый, больной на всю голову. Я таких уже встречала: им все мало, надо еще и еще. Им всегда надо пойти дальше всех запретов и забрести в жуткую грязь. Они думают, что с нами можно вытворять всё, любые гнусности. Что свежая плоть для того и создана. – Она тряхнула головой. – Они – насильники по природе своей, им нравится унижать, опускать… И чем больше они унижают и насилуют, чем гнуснее и грязнее их фокусы, тем больше они чувствуют себя на коне.

Ее слова шелестели, как ветки бузины под ветром, и Чань почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Некоторые заходили слишком далеко… Случалось, что находили мертвых и изуродованных девушек… В Гонконге они быстро исчезают. Такими, как мы, никто не интересуется, их словно вообще нет, они невидимки.

Чань ничего не сказал, но он знал, что она права. В прошлом году Государственный департамент США в надзорном рапорте о жестоком обращении с людьми поставил Гонконг на второй уровень. Это означает, что город не предпринимает ни малейших усилий ни к расследованию бесчисленных случаев насилия над женщинами, ни к идентификации жертв насилия. В Гонконге человек вообще ничего не значит, особенно если он иностранец – филиппинец, индонезиец, таец, русский или китаец с континента.

– Ты отвлеклась, – прошипел сквозь зубы Элайджа. – Так чего он добивался?

Малышка Сю бросила на него язвительный взгляд.

– Он хотел… разыграть сцену насилия. Устроить симуляцию… И требовал, чтобы у него была власть бить меня, делать мне больно и брать меня силой. Он желал, чтобы я сопротивлялась, и еще – он сам так сказал – чтобы пролилась кровь… – Она еще сильнее стиснула руками колени. – Он заявил, что были бы хороши небольшие порезы… И вытащил бритвенное лезвие. И я нажала тревожную кнопку… – Малышка Сю указала на большую белую пластиковую кнопку на стене у изголовья кровати. – Нажала и попросила, чтобы его увели.

«Независимые труженицы», говоришь? Так вот почему эти девчонки предпочитают работать вместе с триадами: из соображений безопасности… Пульс у Чаня отстукивал не меньше ста пятидесяти ударов в минуту. Он вспомнил, что после окончания учебы Игнасио Эскуэр участвовал в гуманитарных проектах в воюющих странах. Неужели это там он обрел вкус к экстремальному насилию, или такая склонность была у него и раньше, еще до отъезда?

– Этот тип, – продолжала Малышка Сю тоненьким, почти детским голосом, – наводил жуткий страх. Когда он меня «укрощал», глаза у него становились совсем черными. Какими-то пустыми, без жизни. Как у акулы… Что, все-таки кончилось тем, что он кого-то убил?

Элайджа нахмурился и сказал тихо:

– Очень может быть.

У Чаня пересохло в горле. С той минуты, как они вошли, он не произнес ни слова, но девушка то и дело посматривала на него. Ему показалось, что он сейчас задохнется, и очень захотелось снова оказаться на улице.

– А ты не знаешь, куда он мог обратиться с такими запросами? – спросил Элайджа.

Малышка Сю сделала вид, что задумалась, а может, действительно задумалась.

– Триады только что открыли новый бордель на Юэнь-Лон. Там в основном работают китаянки с визами на семьдесят дней.

Чань и Элайджа переглянулись. Юэнь-Лон располагался недалеко от китайской границы и был одним из округов Новых территорий, где у триад имелись лучшие поселения. Оба сыщика понимали, что это значит: чтобы их пребывание здесь было рентабельным, эти проститутки работали день и ночь, подвергаясь гораздо большим рискам, чем все остальные.