Лорен Норт - Идеальный сын [litres]

Надо вообще почаще выбираться – что из дома, что из деревни. Это мне теперь очевидно. Мне явно не хватило пары поездок в школу каждый день и одной в супермаркет на той неделе.

Свежий ветер доносит до меня солёный запах моря, из-за него дом кажется мрачным и унылым углом. Если после обеда с Шелли будет время до того, как надо будет ехать забирать Джейми из школы, пройдусь, наверное, вдоль дамбы.

На главной улице удивительная смесь старых и новых построек. Старинные сувенирные лавки и кафе соседствуют с кебабной и парикмахерской. Через дорогу рынок, с полдюжины лавок: продают чистящие средства, овощи, фрукты, женскую одежду.

Напротив библиотеки, белеющей классическим георгианским фасадом, сворачиваю и оказываюсь на мощёной улице, петляющей вниз, в сторону широкого песчаного берега реки. Над головой слышны пронзительные крики чаек.

Кафе, в котором Шелли предложила пообедать, находится где-то посередине, по правую сторону улицы, уютно примостившись в конце переулка шириной в дверной проём. Если бы там не стояла доска с выведенным мелом приглашением отведать домашней лазаньи в «Хани Пот Кафе», я бы вообще мимо прошла.

Крепче прижимаю к себе сумку, оглядываюсь по сторонам и ступаю в тёмный внутренний дворик. Прямо по курсу – тату-салон. По бокам ещё какие-то заведения. Слева – небольшой сувенирный магазинчик в духе «нью-эйдж», в витрине над серебряными черепами и толстыми статуями Будды висят ловцы снов. Нет уже того аромата моря, его сменило мускусное благовоние сандалового дерева из магазина. Кафе «Хани Пот» справа.

Переступаю порог, и над моей головой звенит колокольчик. В нос ударяет запах бекона и свежесваренного кофе. Заведение небольшое: дюжина накрытых столов в ситцевых скатертях. Кухня находится в задней части за длинной стойкой, уставленной пирожными, булочками, кексами и печеньем. Джейми бы здесь понравилось.

От духовки идёт тепло, окна запотели – место уютное. И готовят, видимо, хорошо – ни одного свободного столика.

– Сейчас завтрак уже заканчивается, посвободнее будет, – говорит мне женщина в белом фартуке, протискиваясь между столиков с четырьмя тарелками, переполненными огромными порциями английского завтрака. Да, Марк, и тебе бы тут тоже пришлось по душе.

– Минут через 10 пара столиков освободится. Подождёте?

Киваю, смотрю на часы. Десять минут двенадцатого.

– Да я и так рано пришла, зайду позже.

– Отлично, – улыбается она, убирая от лица прядь волос. Поворачиватся, начинает собирать тарелки, опустошённые рабочими-малярами, судя по их запачканным красками комбинезонам.

Вернувшись в прохладный внутренний дворик, я на секунду колеблюсь: силюсь придумать, чем бы занять следующие 40 минут. В магазине, наверное, надо бы что-нибудь купить. Но в голове пустота.

Выхожу из переулка, глаза режет серый свет дня – и вдруг я замечаю, что кто-то за мной следит.

Кто-то стоит в дверном проёме по ту сторону мощёной улицы. Сперва этот человек – всего лишь тень, замечаемая уголком глаза. Я бы и не заметила, но меня вдруг пронзила дрожь, а сам мужчина вдруг резко спрятался.

Меня всю парализует. Не дышу, не двигаюсь. Прокручиваю события последних пяти секунд, пристально всматриваюсь в проём, где уже никого и нет. Померещилось? За дверью видны бетонные лестницы, на стене снаружи висит домофон. Похоже на вход в многоквартирный дом или офисное здание.

Проходит несколько мгновений. За это время мозг начинает задаваться вопросом, а то ли я вообще увидела. Перевожу дыхание. Доставщик какой-нибудь или офисный сотрудник, стоял, ждал, пока ему откроют. Ничего страшного.

Одна беда – я не уверена.

Хлопаю себя по карманам, будто забыла что-то, и поворачиваю назад в сторону переулка. В последний миг поворачиваюсь снова, смотрю на дверь – там же не должно никого быть, а что у меня так сердце ёкнуло, так это воображение разыгралось.

Не разыгралось.

Там снова стоит мужчина, смотрит прямо на меня. Лица не видно в тени от чёрной бейсбольной кепки. Но я чувствую, что он всматривается в меня, и во мне крепнет желание закричать.

Мужчина подвигается чуть-чуть ближе к свету, чуть-чуть ближе ко мне. На нём чёрные джинсы и чёрный балахон. Смотрит он прямо на меня. Я пячусь, пошатываясь, назад, а он идёт в мою сторону. Поворачиваюсь, бегу в сторону главной улицы, проскальзывая старыми зимними сапогами по влажным булыжникам. Переулок заканчивается тупиком, на боковой улочке ни души, но если успеть выбежать на главную, там среди толпы покупателей он меня не достанет.

Сердце колотится так, будто внутри меня по телу несётся толпа буйволов. Но даже так я слышу, как стучат его шаги по булыжникам позади меня. Пять шагов, четыре – он нагоняет, и я бросаюсь бежать, рывком преодолеваю последние несколько метров и почти швыряю себя в проходящих мимо людей, – ожидая, что вот-вот его рука схватит меня за куртку и потащит назад.

– У вас глаза есть? – кричит мне в ухо женский голос, когда я в кого-то врезаюсь.

Поднимаю глаза и вижу молодую мать с коляской. На земле – пакет с покупками. У малыша выпал из ручек пакетик с чипсами, которые рассыпались по влажному тротуару.

– Простите, пожалуйста, – сдавленно извиняюсь я. Заставляю себя обернуться: мощёная улочка пуста. Оглядываюсь по сторонам, прочёсываю глазами всё вокруг в поисках мужчины. Не вижу его, но чувствую, как на шее сзади дыбом встают волосы – ощущаю его взгляд.

Ныряю в магазин поздравительных открыток, в витрине которого плавают воздушные шарики. Лицом к двери хожу туда-сюда и только потом отступаю вглубь, не сводя глаз с улицы снаружи: хочу понять, кто же мой преследователь.

Откуда он взялся? Как узнал, где я буду? Он за мной из посёлка ехал? Пытаюсь вспомнить, какой марки был автомобиль, который ехал за мной, но не уверена даже, какого он был цвета. Голубого, наверное.

– Что вас интересует? – вздрагиваю от голоса, как от удара в поясницу. Взвизгиваю, нетвёрдо иду боком и чуть не сношу шаткую журнальную стойку. Только в последний момент хватаюсь руками за скрипящую раму, удерживаю её основание в равновесии.

– Давайте я помогу, – говорит продавщица, выходит из-за прилавка и тащит стойку в сторону. – Я им говорила-говорила, не надо её здесь ставить на проходе, так не слушают же.

Всплеснув руками, она становится передо мной. Есть в её движениях некоторая одеревенелость – может, как у мамы, у неё начальная стадия артрита. Волосы седые, подстрижены коротко, очки носит в красной оправе с линзами такой толщины, что глаза кажутся огромными: когда она на меня смотрит, так и представляется, что она читает каждую мою мысль.

– Что бы вам хотелось? – спрашивает она, будто я пришла за бутылкой вина и пакетиком чипсов.