Лорен Норт - Идеальный сын [litres]

Он прокашливается.

– Давайте лучше я сначала вам скажу, кто я такой. Я работал в отделе кадров, был менеджером среднего звена, и от меня зависело принятие некоторых решений, хотя их было немного. Так, на мне был документооборот и собеседования с сотрудниками при выходе с больничного. – Он говорит так, будто уже отрепетировал эту речь, а я не первая, кому она декламируется.

– Это я проводил собеседование с Филипом Кёртисом, пилотом, который…

– Я знаю, кто это. – Никогда это имя не забуду.

– Вы, наверное, в новостях слышали: Филипа на месяц отстранили от полётов в связи со стрессом и депрессией. Рейс на Франкфурт был первым его рейсом после выхода на работу. В тот день, когда он вернулся с больничного, я должен был с ним провести разговор. Он пришёл ко мне в офис в пять часов вечера. – Голос Ричарда прерывается, он трясёт головой.

– По правилам собеседование должно было продлиться не менее получаса. В нашей компании разработан особый протокол работы с сотрудниками, которые страдают душевными заболеваниями. Согласно ему, я должен был ответить на ряд определённых вопросов. Например: «Есть ли в поведении сотрудника что-то, указывающее на невозможность возвращения к исполнению трудовых обязанностей?»

Солнце давит мне на голову, и внезапно я чувствую слабость. Не знаю, что ему нужно, этому незнакомцу, зачем он пришёл, но страх меня покидает, и его место занимает грусть. Падаю на траву рядом с ним.

– И я этого не сделал.

– Что? Почему?

Он с шумом выдыхает.

– Просто не сделал. Без причины. Взглянул на Филипа, мне показалось, с ним всё в порядке. Он улыбался, мы с ними обменялись шутками про погоду. Я похлопал его по плечу, сказал ему что-то вроде: «Нам некого завтра за штурвал сажать. Хотите – берите рейс». Никогда не забуду, как он на меня тогда посмотрел. Будто я ему подарок сделал. Я ещё сам себя похвалил, мол, какой я молодец, как здорово в ситуации разобрался. Он-то из-за собеседования переживал, а я его мучить не стал. Список вопросов так и остался лежать у меня на столе. Я собирался на следующий день поставить галочки где надо, но… – На его глаза снова наворачиваются слёзы, и когда снова начинает говорить, в его голосе слышится боль. – Да уж, вот это подарок. Возможность со всем навсегда покончить. Тысячу раз я об этом думал, и мне кажется, когда я ему предложил рейс на Франкфурт, он тогда и понял, что сделает, и это моя вина. Это я допустил его до штурвала в обход установленных правил я обеспечил ему этот рейс.

По коже бежит холодок. Марк, боже ты мой, ты умер так напрасно.

– Почему же вы за мной следили?

– Меня, конечно, уволили. Говорят, заведут дело. Я заслужил, не спорю. Филип мне послал письмо перед смертью, поблагодарил за помощь. Я к тому моменту уже в компании не работал, поэтому письмо так и лежало у меня на столе какое-то время. Но перед уходом я украл копию пассажирской декларации. С тех пор я ищу семьи и пытаюсь попросить прощения, рассказываю, что я сделал. Этой катастрофы могло и не случиться. Не должно было, и мне с этим жить всю жизнь.

– Но…

– С вами, миссис Кларк, было труднее всего, – продолжает Ричард, предупреждая мой вопрос. – Всякий раз я приходил извиняться, видел вас – и не мог.

Я думаю о Джейми, его голубых глазках и непослушных светлых волосах. О нашем мальчике, который теперь будет расти без отца.

– Когда я в первый раз приехал, вы как раз выезжали из дома. И я поехал за вами до того городка.

– Маннингтри, – киваю я.

– Я хотел с вами поговорить, но вы убежали.

– А потом вы ждали меня на дороге, и на вас наехал велосипедист.

– Да, – признаётся Ричард.

Смотрю сквозь него на сад, деревья. Опять та же история, что с этой твоей ассистенткой Дениз. Совесть их мучает, сознаться нужно. И я не могу ему сказать, мол, всё хорошо у меня, нет, не хорошо, и никогда не будет хорошо.

– Это вы у меня в саду бродили вечером пару дней назад?

Его лицо вытягивается – вот и ответ.

– Я… я только на пару минуток зашёл. Не знал даже, что вы меня заметили. Мне хотелось посмотреть, дома ли вы, а потом я собирался постучать, но струсил и вместо этого вам позвонил. Я совсем не хотел вас испугать.

– Но испугали. Очень.

Сжимаю телефон. Позвонить бы сейчас в полицию – пусть тех двоих пришлют, докажу им, что ничего мне не почудилось. Толку-то?

– И сколько раз вы пытались до меня дозвониться?

– Много. Я… я понял, что с глазу на глаз переговорить у меня не хватает духу, решил, лучше по телефону, но и тут не вышло. Я услышал ваш голос на автоответчике, такой счастливый. И стал звонить, чтобы только его услышать. Отчасти, мне кажется, чтобы убедить себя, что ничего у вас не поменялось.

Качаю головой.

– Как это, по-вашему, вообще возможно?

– Простите. Простите меня, пожалуйста.

Ричард опускает голову на колени, рыдания сотрясают всё его тело, но мне его не жалко.

– Мне стоит позвонить в полицию. Вы же понимаете, да? Вы меня преследовали, звонили домой. Без спросу зашли на мою территорию, до смерти меня напугали.

– Я не хотел. Простите.

– Хватит извиняться. Толку мне от ваших извинений.

Встаю, смотрю на него сверху вниз. Усилием воли вспоминаю все те дни, недели, что прошли с твоей смерти. Всё, что со мной приключилось, страницы записной книжки. Наконец, разгадки. Хотя бы часть.

– Вы звонили, но ничего не говорили, так? – спрашиваю я. – Мужа моего не знали?

Ричард качает головой, шмыгает носом – нет, он мне не врёт.

– Что у вас за машина, какой марки?

– Голубой «Ниссан».

– После того случая в Маннингтри, вы за мной когда-нибудь ехали следом?

– Нет.

Ну что же, ясно не всё, но что-то. Понятно теперь, кто звонил и сбрасывал, кто за мной следил, кто был тот мужчина в саду.

– Уходите и никогда не возвращайтесь. Видеть вас больше не хочу.

Ричард не двигается с места. Поначалу не двигается, так и глядит умоляюще своими глазами-бусинками. Снимаю блокировку, заношу палец над иконкой вызова. Этого достаточно. Ричард с усилием поднимается и быстро уходит прочь.

Может, когда-нибудь я и посочувствую ему, тяжёлой ноше, которая с ним навсегда. Но вспоминаю, через что мне по его вине пришлось пройти, и, кажется, этот день никогда не наступит.

Незнакомец в чёрной бейсбольной кепке – Ричард, – который, как мне казалось, пытался схватить меня в Маннингтри, который стоял вечером у меня в саду и следил за нами, который десятки раз звонил мне домой и бросал трубку – это не тот же человек, что назвал меня «Тесси».

Эта мысль засела у меня в подкорке, пока я мыла формочки для пирожных. И весь день до вечера колола мне мозг, словно шпилька. И только когда Джейми уже спит, а я сижу в постели с записной книжкой на коленках, что-то у меня сходится.