Сюзанна Янссон - Запретное место [litres]

– Агнета утверждает, что он во всем ищет закономерности, – ответила Майя. – Какие птицы где встречаются и в какое время, как ведут себя другие животные…

– Да, я знаю, – сказал Лейф. – Но какое это имеет отношение к болотным жертвам?

– Все жертвы закопаны в болоте и проткнуты колом, – продолжила рассуждать Майя. – Может быть, это и есть ответ на вопрос почему: Алекс создает закономерность, последовательный образец.

– Звучит не очень правдоподобно, – заметил Лейф мрачно и потянулся за рюмкой.

– Знаю, – вздохнула Майя. – Может быть, есть основания полагать, что Алекс человек… суеверный? Или испытывает особый интерес к истории?

В глазах Лейфа отражались огоньки от камина.

– Нет, – ответил он. – В том-то все и дело, что мы не нашли ничего. А сам Алекс по-прежнему отказывается разговаривать с нами.

– Но ведь не случайно все жертвы были убиты после того, как нашли Брусничную девушку? И к тому же между исчезновениями всегда проходило ровно два года. Вероятно, все это как-то связано.

– Естественно, но вопрос в том, как привязать все это к Алексу и к его страсти к упорядочиванию… Он ведь даже не жил здесь, когда все началось, – Лейф скептически улыбнулся.

– Я согласна с тобой, – ответила Майя, – тот, кто совершил эти убийства, не копирует Брусничную девушку просто ради развлечения или для создания закономерностей . Очевидно, это своего рода ритуал. Жертвоприношение – это ведь очень необычное действо.

– На мой вкус, довольно старомодное, – проворчал Лейф.

– Да, но чаще всего речь идет о том, чтобы установить отношения, вступить в контакт с невидимыми силами. Возможно, именно этим и занимается наш убийца. Или, по крайней мере, ему так кажется. Чтобы получить желаемое или избежать нежелательного. И тут я полностью с тобой согласна, это совсем не вяжется с тем, что мы знаем об Алексе Хагмане. Просто не могу себе представить, чтобы он совершил подобные ритуалы.

– Но почему тогда, черт возьми, он пометил на карте ровно те места, где закопаны трупы?

– Может быть, он просто обнаружил торчащие колья и решил по какой-то причине отметить их, так же, как он отмечал места обитания птиц.

Они помолчали. Биргитта оторвала взгляд от альбома.

– Вы себе не представляете, как это звучит.

– А как это звучит? – спросил Лейф.

– Вступить в контакт с невидимыми силами , – повторила она.

Майя рассмеялась.

Лейф покачал головой.

– Знаешь что, – произнес он, глядя прямо перед собой.

– Что?

– Я чувствую… что уже готов поверить во что угодно. Лучших версий у меня нет. У меня все время ощущение, что каких-то данных не хватает. Я ужасно устал, не могу больше думать. Хочется ковыряться в саду или что-нибудь в этом роде. Играть в гольф.

– Ты же никогда не играл в гольф, – заметила Биргитта. – А в саду сейчас делать нечего – осень.

– Ну тогда играть с внуками, да что угодно.

– Лейф, у нас нет внуков.

Он поднес рюмку с коньяком ко рту.

– В любом случае я собираюсь в скором времени уйти, – сказал он, повернувшись к Майе.

– Да ты постоянно об этом говоришь. Ладно, сколько у нас там получается – два года, чтобы раскрыть это дело? – произнесла Майя, перегнувшись через ручку кресла и чокнувшись с ним рюмкой. – Два года – это довольно долгий срок.

Ман Рэй забрался к ней на колени и свернулся клубочком. Все его кошачье тело наслаждалось, приподнимаясь и опускаясь в такт мурлыкающему дыханию.

– Против Алекса Хагмана говорит все, кроме мотива. И при этом у меня стойкое ощущение, что мы собираемся обвинить не того человека, – в голосе Лейфа звучало отчаяние.

– Но если мы на минуту оставим Алекса в покое, – начала Майя, – и вместо этого сосредоточимся на событиях, предшествовавших всем этим убийствам на болоте… Ровно за два года до этого была найдена Брусничная девушка. В то же лето умерла Трейси Ларссон, а также произошла трагедия в семье Нордстрем.

Майя погладила кота и уставилась на огонь в камине.

– Слишком много вопросительных знаков. Почему Трейси Ларссон утонула в болоте? И почему отец Натали Юнас убил свою жену и покончил с собой? А дочь не тронул? Я думаю… – Майя внимательно следила за язычками пламени, – мне кажется, именно здесь нам следует искать ответы.

Над кладбищем струился приглушенный октябрьский свет. У большой семейной могилы на складной табуретке сидела пожилая женщина, неподалеку на дорожке прыгали двое детей. В остальном кладбище пустовало.

Натали взглянула на схему, которую нарисовал для нее любезный мужчина в конторе пастора.

Вон там. Могила ее родителей. Ноги отяжелели, по спине пробежал холодный пот.

Вот она.

«Нордстрем» – высечено на камне.

Натали не так долго носила эту фамилию, сразу же поменяла на более короткую Стрем, которую носили Харриет и Ларс. Словно желая отгородиться, обозначить дистанцию. Вместо этого получилась совсем другая символика: как будто часть ее растворилась, спряталась. Сбежала, поддавшись тихой панике, от стыда, которого она не должна была чувствовать.

Надгробие оказалось маленьким, простым и невзрачным. Имена и годы жизни, больше ничего. Кто-то украсил могилу фонариком для свечи и веточками рябины в вазе. Интересно, кто бы это мог быть, возможно, кто-то из братьев отца. Все бабушки и дедушки Натали умерли, а тетя, которая пыталась поддерживать с ней контакт, переехала в Вэстерботтен.

Эта тетя, Ева, жила одна и после трагедии хотела, чтобы Натали поселилась у нее в Омоле, но та отказалась. У нее был только один путь. Натали хотела уехать прочь от своей прежней жизни, подальше от школы, от Омоля и как можно дальше от Моссмаркена. А теперь она ощутила некоторое раскаяние. И почему она тогда была так непреклонна в этом вопросе?

Натали присела на корточки и попыталась представить, как ведут себя на могиле. О чем думают. И для чего вообще все это нужно.

– Привет, – прошептала она.

Испуганно огляделась по сторонам, но поблизости никого не было.

– Это я.

Эффект от этих коротких слов оказался шокирующим. Чувства нахлынули на нее, молнией пронзили ее тело, судорогой исказили лицо.

Потекла слеза. Потом еще одна. Натали поймала ее кончиком пальца и долго рассматривала, как будто это была ценная находка.

Она снова взглянула на могилу.

– Мы… так давно не виделись.

Тишина.

– Мама. Папа. Что произошло?

Снова молчание.

– Я так скучаю.

И тут горе вырвалось наружу. Тело обмякло, слезы потекли ручьем. Натали расстелила куртку и села.

Спустя полчаса она все еще сидела у могилы. Ветер осушил слезы. Взгляд устремился вдаль и вдруг упал на другое надгробие, буквально на соседней могиле.

«Трейси Ларссон» и годы жизни. Без всяких сомнений, самый красивый памятник и самая ухоженная могила. Натали встала, выпрямилась и переместилась на скамейку, стоящую у дорожки. Глядя оттуда на обе могилы, она думала о том, как долго пыталась защититься от всего этого, от этой реальности, которая так сильно пугала ее все эти годы. Какое же облегчение – закончить эту борьбу. Увидеть, наконец, действительность, воплощенную в камне. Оказалось, не так уже страшно.