Эми Маклеллан - Вспомни меня [litres]

Джеймс нетерпеливо стонет.

– Почему расследование идет так долго? – жалуется он. – Ужасно тяжело ничего не знать.

Его телефон звякает – новое сообщение.

– Это от Алана? Спроси, можно ли воспользоваться его хижиной и как туда добраться.

– Я и так знаю, – откликается Джеймс, набирая ответ. – Он меня сто раз туда водил.

– Мама была в курсе? – Уверена, она ни за что бы не одобрила.

Джеймс закатывает глаза.

– Ты ведь помнишь, что мне почти двадцать один, правда? Мне уже давно не нужно спрашивать ее разрешения.

– Да, конечно. Хотя для меня ты все равно маленький. И всегда будешь маленьким, даже когда у тебя пойдут свои дети.

Вновь недовольный стон. Мне почему-то сложно представить Джеймса взрослым, с семьей. Он какой-то не от мира сего, наивный и будто остановившийся в развитии. «Может, он гей?» – мелькает у меня мысль. Не помню рядом с ним никаких девочек. Мальчиков, правда, тоже. Наверное, все изменится в ближайшее время, тем более что теперь он обеспечен. Если я не угожу за решетку, надо быть начеку, чтобы его кто-нибудь не обвел вокруг пальца. Еще одна тема для обсуждения во время прогулки или у костра под звездами.

Расплатившись с долготерпеливым таксистом, мы перебираемся в потрепанную машину Джеймса. Внутри грязно, даже по моим стандартам, – приборная панель в пыли, на сиденьях крошки, под ногами пакетики из-под чипсов и пустые банки. Пахнет сигаретами и еще чем-то непонятным, на обивке странные потеки, о происхождении которых я предпочитаю не думать. Рюкзак Джеймса летит назад, где как будто лежало дерево – остались кусочки коры, листья, земля…

– Помогал другу кое-что перевезти, – поясняет он, заметив мой взгляд. – Я ведь один с машиной.

В голосе звучит искренняя гордость, так что я воздерживаюсь от комментариев по поводу состояния автомобиля. Слава богу, Джоанна не видела. Нотациям конца не было бы, особенно заметь она банку из-под газировки, используемую в качестве пепельницы. Ладно, по крайней мере, машина на ходу. Меня радует, что Джеймс водит аккуратно – всегда включает поворотники и не превышает скорость. Правда, то и дело косится на лежащий на коленях телефон, когда на том выскакивают уведомления.

– Хочешь, я буду смотреть, что там? – предлагаю я.

– Э-э… Мобильный этикет, тетя Сара, знаешь ли. В смысле – «нет».

Я смеюсь. Может, все-таки какая-нибудь девушка заваливает сообщениями? Надеюсь только, не та с синими волосами и в футболке с Микки-Маусом.

– Кстати, я купила себе сегодня новый, – говорю я, вытаскивая свой новый блестящий телефон. – Давай пришлю номер? Только скажи мне свой – у меня все контакты остались на старом.

Он диктует, и я прилежно набираю цифры.

– А тот все еще у полиции? Зачем он им?

Я пожимаю плечами.

– Не знаю. Я им не особенно и пользовалась. Знаешь, – я набираю воздуха в грудь, – они думают, что я убила твою маму. Это неправда, конечно, – добавляю я поспешно на всякий случай, – но, насколько я понимаю, у них нет иных версий. Когда я увидела полицейские машины возле дома… Ну, в общем, я подумала, они приехали за мной.

Джеймс бросает на меня резкий взгляд.

– Серьезно? Ты решила, что тебя хотят арестовать? Но это же бред!

– Я рада, что ты так думаешь. Да, полное безумие. Однако главный инспектор или как его там хочет закрыть дело, а меня нашли на месте преступления, всю в крови. Главное, чтобы ты знал и верил мне – я не сделала Джоанне ничего плохого. Я любила ее. А она, наверное, была единственной, кто по-настоящему любил меня.

На глаза наворачиваются слезы. Это чистая правда. Я предала Джоанну самым гнусным образом, а она осталась со мной и заботилась обо мне изо дня в день, даже когда под угрозой были ее собственные надежды на счастье. Она могла запихнуть меня в какой-нибудь интернат и оставить там гнить. Однако нет, я жила нормальной жизнью и была пусть не мамой, но тетей, сестрой и частью мира людей. Что это, как не любовь?

– То есть, если я правильно понимаю, – произносит Джеймс, когда мы сворачиваем с главной дороги на узкую второстепенную и холмы вдруг встают на фоне молочного рассветного неба темными громадами, – ты хочешь сказать, что фактически сейчас в розыске? Так?

В его голосе звучит шутливая нотка. Я улыбаюсь в ответ.

– Да, я официально в бегах. Но только до конца выходных.

– Ура тете Саре! – выкрикивает Джеймс и поднимает левую руку. Я даю ему пять, и наша машинка несется дальше по извилистым проселочным дорогам, через долины, поднимаясь к холмам. Вопреки горю, страху и волнению впервые за много дней, недель, даже месяцев я хохочу во все горло. Мы сорвались с крючка, мы свободны!

Двадцать один год назад

Чем бы все закончилось, если бы не ребенок? Просто постепенно заглохло бы без вреда, остался бы только повод втайне переглядываться с лукавыми улыбками за рождественским семейным ужином?.. Вместо этого мы создали новую жизнь и уничтожили прежнюю. После жалоб Джоанны о малоподвижных сперматозоидах Роберта я не особенно заботилась о контрацепции. Однако мой менструальный цикл обычно был точен как часы, и я сразу поняла: что-то не так. Я лелеяла это знание, как зажженную спичку в сомкнутых ладонях; случилось маленькое чудо, которое может все изменить. Я победила. Мое прекрасное тело вновь стало моим козырем.

Роберт пришел в восторг. Победно вскинув кулак в воздух, он запрыгал по сырой мансарде, которую я должна была показывать какому-то несчастному простаку-арендатору.

– Я знал, что мои мальчики способны на это, что они могут!

Роб всегда сводил все только к себе.

Однако эйфория быстро прошла, испарилась, как водоем жарким летом. Капля за каплей, незаметно… Однажды вдруг остается только сухая, растрескавшаяся земля, а твой любовник просит тебя избавиться от чудо-ребенка, которого вы сотворили вдвоем. Я отреагировала на удивление спокойно. Роберт сказал, что нужно подумать о Джоанне, но потом речь пошла совсем не о ней. Он начал жаловаться, как его сводят с ума расходы на ЭКО, какой невероятный стресс он испытывает, и что надо все как-то заканчивать.

– Я не могу, малыш. Просто не в силах причинить ей такую боль, – со слезами причитал он. Его нытье лилось как нефть из трубы, отравляя мою радость.

К собственному изумлению, я была мало тронута страданиями Роба. Внутри меня словно появился какой-то твердый стержень. Наверное, это и есть материнство – на слабости других внимания уже не обращаешь. Роберт может праздновать труса, а я не стану. Я одна пошла на УЗИ, заплатила за снимок и долго всматривалась в него, пытаясь разглядеть в сером бесформенном силуэте, кто растет внутри меня – победитель, неудачник, герой-любовник, задира… Одно я знала наверняка: если я и с помощью ребенка не смогу привязать к себе Роба, значит, тут уже ничего не исправить, а я слишком много поставила на карту, чтобы легко сдаться. Тем временем его отлучки вдруг стали длительнее, и после возвращения ему требовалось дольше отдыхать. Я не сказала ни слова, снисходительно объясняя все шоком. Роберту просто нужно время, чтобы решиться на разговор с Джоанной. Однако время работало не на меня.