Валерий Пушной - Ребро беса

— Леонтий, дай два дня. Я уже иду по следу, как гончий пес, вот-вот сниму головную боль. Все углы обшарю, но отыщу, куда местный жук Корозов упрятал Крючка. Замурую всех!

Кровельщик молчал. Тяжелый подбородок отвис, уголки рта опустились.

Саженя лихорадило, он боялся лить порожняк. Инстинкт самосохранения подсказывал, что он должен коротко и правильно отвечать на вопросы Леонтия, иначе не сносить головы. Но как правильно отвечать? Мозг раскалывался. А голос снова сочился сквозь губы:

— Пришью, гадом буду! Найду и урою!

— Плохие у тебя дела, Слава, плохие, — мрачно сказал Леонтий.

— Исправлю, Леонтий, сам глотки им перегрызу! — Сажень уперся ладонями в грязный пол, не чувствуя, как на них налипает грязь. — Два дня, Леонтий, два дня! Всего два дня.

Кровельщик не изменился в лице, и это пугало Славу. Его взгляд придавливал к полу так, словно приковывал цепями. Сажень бегал глазами, не останавливая взгляда ни на чем, плечи повисли, началась икота.

Леонтий оставался неподвижен, долго молчал, и эта неподвижность и долгое молчание ничего хорошего Славе не предвещали. Наконец Кровельщик поднялся с табурета и медленно обошел вокруг Саженя. Тот хотел вскочить, но Леонтий рукой удержал его. Слава задрал кверху лицо, не зная, чего ждать дальше, и пытался заглянуть в глаза Кровельщику. Голова его вращалась, как на шарнирах. Он хотел прощения, но жесткий голос Кровельщика ужалил:

— Ты вынудил меня, Слава, заняться решением этого вопроса самому! Оказался бесполезным, подвел, а меня подводить нельзя, это смертельно опасно!

Леонтий остановился напротив:

— В этой жизни выживают сильнейшие.

Протянул руку к одному из парней, стоявших у двери. Тот вложил в его ладонь пистолет с глушителем.

Сажень в эту секунду вспомнил, что у него за поясом тоже есть пистолет, парни Кровельщика не проверили перед тем, как запустить в павильон. И он мог бы попробовать выхватить его, но руки не повиновались Славе. К тому же люди Леонтия от двери настороженно следили за каждым его движением. Нет, не успеет выхватить, не дадут успеть, опередят. Тяжелый взгляд Кровельщика сильнее пригвоздил к полу. Но Сажень все равно не мог поверить, что вот сейчас неотвратимо и стремительно приближается конец его жизни.

Леонтий неторопливо снял с предохранителя.

Слава увидал черный зев ствола. И в то же мгновение, в последний миг понял — жизнь закончилась. Инстинктивно все-таки потянулся к своему пистолету, как к спасительной соломинке, но было уже поздно.

Кровельщик нажал спусковой крючок.

Пуля вошла Саженю между глаз, и его тело повалилось на спину.

Леонтий безразлично посмотрел на обмякшее мертвое тело и, переступив через него, шагнул к выходу. Он не любил выслушивать тех, кто оправдывался. Сжился с тем, что обеляются всегда слабые, а с такими предпочитал дел не иметь. Они могли подставить в любую минуту и свести на нет любые усилия.

Саженя он знал по прошлым делам. Слава когда-то выпорхнул из тех же мест, откуда был родом Леонтий. Но пути их разошлись, каждый стал гулять по своей тропке. И теперешняя встреча стала неожиданной для обоих. Особенно для Саженя. Он никак не ожидал увидеть в этом городе Кровельщика, знал: везде, где появлялся Леонтий, неизменно происходило кровавое месиво. Сажень и сам был битым волком, но Кровельщика всегда побаивался не на шутку.

Слава уже прижился в этом городе, плавал как рыба в воде, его устраивало такое житье. Появление Кровельщика сулило нарушить этот покой. Без Леонтия в городе Сажень имел свое заметное положение среди братвы. А Кровельщик безоговорочно подминал его под себя.

Репутация у Славы здесь была хорошая, Леонтий надеялся с его помощью быстро, без задоринки решить свои дела, но в итоге Сажень оказался мыльным пузырем. Ненадежным в деле. Столько раз Кровельщик говорил себе: серьезные дела всегда контролировать самому, никому не перепоручать. Доверил, олух. А Сажень был уже не тем, кем был раньше и на кого можно положиться. Сильно изменился с прежних времен. Давно зоны не нюхал, разжирел, обабился. Время, стервец, угробил, порученное дело не довел до конца, не подтер за собой.

Свой срок Кровельщик отбывал под Иркутском, вышел на волю полгода назад. Оказался в Иркутске и там встретил бывшего одноклассника Серегу Сынянова, человека доверчивого и легко увлекающегося. Леонтий быстро сбил его с панталыка, уговорил на пару небольших сомнительных дел. Им подфартило. После чего закисший до этого в одиночестве Сынянов согласился прокатиться с Кровельщиком до Москвы, ближе к большим деньгам. Романтика легкой добычи потянула.

Он разоткровенничался и зарядил Леонтия информацией, что где-то под Москвой живет двоюродная сестра Тамара, родственники иногда точат лясы по ее поводу, дескать, очень удачно выскочила замуж за богатенького папика. Брат не против был бы взглянуть на неизвестную сестру хоть одним глазком.

У Кровельщика моментально созрел план, и Леонтий предложил Сынянову прокатиться к Тамаре. Тот, естественно, согласился. Навел у родственников адресные справки о сестре, узнал новую фамилию и собрался в дорогу. Однако Леонтий никуда не собирался вместе с ним. Получив информацию, он вогнал Сереге нож под ребра, зарыл труп и прихватил документы.

Умельцы сварганили ему новый паспорт с данными Сынянова, но с фотографией Леонтия, и Кровельщик с подручными отбыл по адресу Тамары. Он ехал с целью обчистить ее мужа и с набитыми карманами затеряться в городах и весях.

Появившись в городе, первым делом разнюхал все о Кире, чтобы понять, стоило ли заваривать кашу. Оказалось, овчинка выделки стоила.

Он быстро сметил, что еще лучше, чем просто грабануть деньги, будет вообще устранить Былеева — и, прищемив хвост Тамаре, оседлать бизнес Кира. Все-таки ему уже не двадцать лет, хватит мотаться по зонам, пора остепениться — и, коль вдруг появилась такая возможность в этом городе, надо, не раздумывая, материализоваться под личиной добропорядочного предпринимателя. Ведь бизнес успешный, денег много, баба красавица. Что еще нужно для полного счастья? Просто суметь все прибрать к рукам вместе с Тамарой. И забыть о прошлом. Он не сомневался, что получится. А когда все нормализуется, тогда женщиной можно будет пожертвовать, чтобы не путалась под ногами.

Одновременно в то же время от местной братвы узнал о Славе Сажене. Нежданная новость и обрадовала, и огорчила его. Обрадовала, потому что руками Славы можно будет убрать Былеева, но огорчила, потому что выбранная для себя новая роль в этом городе не давала ему права оставлять в живых всех, кто в прошлой и настоящей жизни знал и знает его как Кровельщика. И Слава тут оказывался на первой очереди.