Алекс Д - Выжившая

– Что такое? – заметив, как кошка навострила уши и встала на четыре лапы, выгнув спину, я сосредоточенно вслушиваюсь в тишину. Она всегда раньше меня определяет приближение нарушителей нашего уединения. Раз Шерри не шипит, вздыбив шерсть на холке, а всего лишь спрыгивает со стола и вальяжно направляется к двери, можно гарантировать, что нежеланный посетитель – Оливер.

Удивительно, но Оливера кошка тоже признала, ластится и вьется у его ног, когда он приходит, но жить предпочитает со мной. Проглотив раздражение, я встаю и направляюсь в угол. Кладу ладони на стену, сливаясь с вытянутыми насмешливыми тенями, слушаю, как скрежещет ключ в одном замке, другом, как приближаются глухо-знакомые настороженные шаги. В ноздри врывается едкий запах подавляемого страха, дождевой свежести и горько-мятного дыхания.

– Здравствуй, Дилан. Шерил Рэмси здесь, – произносит он напряженным голосом. Слишком быстро, взволнованно. Я всегда знал, что Оливер жалкий трус.

Я медленно выдыхаю и оборачиваюсь, впиваясь взглядом в слеповато-озирающего во тьме близнеца. Бесшумно ступая, я незаметно приближаюсь, неторопливо кружу вокруг, разглядывая застывшего брата со всех сторон, пытаясь уловить в букете исходящих от него ароматов тот единственный, принадлежащий не ему. Предательница Шерри, громко мурлыча, трется о его брюки. Она отвлекает Оливера от опасности, ассоциирующейся в его узком представлении со мной. Я позволяю себе на секунду представить, как так же бесшумно возвращаюсь к столу, беру свой остро заточенный карандаш и одним точным неумолимым движением загоняю любимый мною предмет канцелярии в сонную артерию Оливера. Мой отец имел медицинское образование и успел многому меня научить. Ему нравилось рассказывать о разных способах лишения жизни, либо воли к сопротивлению. Первая категория всегда оставляет после себя много лишнего и отвратительного. Вторая гораздо чище и интереснее.

Но сейчас я четко вижу, как бы Оливер дернулся, почувствовав в своей шее заточенный карандаш, как бы зашатался и захрипел, хватаясь за горло, как бы скрючивалось в судорогах его тело на полу, в расползающейся темно-бордовой луже. Я там, я чувствую металлический соленый запах крови, пота, мочи, ужаса и смерти, последние шорохи, сдавленный хлюпающий хрип, мягкая поступь лапок Шерри прямо к кромке расползающегося кровавого озера. Она наклоняет пушистую мордочку и начинает лакать, мурлыкая и прикрывая глаза от удовольствия, пока я вывожу строки на белом листе окровавленным грифелем.

А потом… Потом я встаю, забираю Шерри и ухожу, запирая Оливера здесь.

Замуровываю двери.

Чтобы никто никогда не узнал, кто на самом деле похоронен на темном чердаке.

Улыбка растягивает мои губы до предела, превращаясь в хищный оскал. Это было бы восхитительно, чудесно, возбуждающе, но очень и очень грязно.

А я ненавижу грязь в своем доме. И я не убиваю руками, хотя иногда соблазн чертовски силен.

– Дилан! – нервно бросает брат. Я стою прямо перед ним, но Оливер не видит. Мы оба смеемся над ним. И я, и Шерри. Она по-кошачьи, а я молча, надрывно. – Я выполнил твое условие. Твой черед.

– Не кричи, я тебя отлично слышу, – вкрадчиво отзываюсь я. Резко отшатнувшись, Оливер чертыхается, щуря постепенно привыкающие к темноте глаза. После двух минут он начинает различать неясные очертания, еще через две может уверенно передвигаться по комнате, но так, как мы с Шерри, видеть не способен.

Я прохожу к столу и включаю свет, чтобы больше не напрягать его зрение. Взяв исписанные карандашом листы, за исключением последнего, я сжимаю их в руке и оборачиваюсь к выжидающе наблюдающим за мной Оливеру.

– Моя часть сделки, – медленно протягиваю ему страницы. – Она читает первой. Ты помнишь? – задаю уточняющий вопрос, когда первые главы моей рукописи оказываются в чужих руках. Не буду скрывать, мне тяжело с ними расставаться, но это необходимо.

Если я хочу вернуть ее , то должен чем-то пожертвовать.

Я солгал Гвен, когда сказал, что читал рукопись Дилана, и про то, что в ней говорится о Шерри – тоже. Это была вынужденная ложь. Иначе она бы не согласилась участвовать в нашем с Диланом плане завлечения мисс Рэмси в Kanehousgarden. Я понятия не имею, что скрывают строки, написанные рукой безумца, но Дилан обещал, что в них не будет ни одного лживого слова. Только правда. Такая, какой ее видит его больной мозг. Могу ли я доверять обещаниям Дилана? Безусловно. Он способен на многое, но не на ложь.

Но минуту назад, когда я тщетно пытался рассмотреть силуэт брата в кромешной темноте, но видя только два сверкающих кошачьих глаза, меня обуяла дикая паника, которой я давно не испытывал в присутствии сумасшедшего брата.

«Иногда я боюсь, что он убьет тебя и займет твое место» , зловещим эхом мелькнул в голове взволнованный голос Гвен.

Почему сейчас? Почему именно сейчас я подумал об этом? Не то чтобы мне никогда не приходила в голову такая мысль… Я отбрасывал ее, отлично понимая, что степень социализации Дилана равна нулю, и он никогда не сможет притвориться мной. Черт, да любой человек, взглянув на него, поймет, что он конченый псих, а не Оливер Кейн.

– Какая она, Оли? – Дилан склоняет голову, немигающим пронизывающим взглядом наблюдая, как я складываю страницы в выуженный из кармана файл.

– Я не рассматривал, – передернув плечами, отвечаю я.

– Врешь, – не спорит, не опровергает, а утверждает Дилан.

– Что ты хочешь? Подробное описание? Фото? Я могу сделать видеозапись, если это освободит меня от разговоров об этой девушке и благоприятно повлияет на твое вдохновение.

– Хочу ее запах, Оли, – отрицательно тряхнув головой и поморщившись, словно я сказал абсурдную чушь, произносит Дилан. – Остальное нарисует мое воображение.

– Стянуть для тебя что-то из ее нижнего белья? – ухмыляюсь я. – Не думал, что тебя интересуют подобные вещи. Ты вообще знаешь, что делает мужчина с женщиной, оставаясь с ней наедине?

– Убивает, – белые зубы мелькают в дикой улыбке. – Ты забыл, что у меня был лучший учитель в области отношений?

– Ты сейчас пытаешься шутить? – уточняю, не скрывая потрясения, всматриваясь в неживые черты Дилана.

– У меня отсутствует чувство юмора. Ты все еще хочешь понять, как это происходило? В подробностях?

– Ты участвовал? – сглотнув, решаюсь спросить я. Мне не по себе. Я хочу и одновременно боюсь услышать ответ, но подобный шанс упускать нельзя. Это первый раз, когда Дилан настолько откровенно говорит о прошлом.

– Я не мешал, – коротко отвечает брат. Холодно и бесстрастно. Абсолютно равнодушно. У меня волоски на затылке встают дыбом. – И убирал за ним, – шаг в мою сторону, и между нами считанные сантиметры. От него, как всегда, ничем не пахнет. Стерильный ублюдок. Совершенно двинутый. – Они были красивыми, Оли. Юными, стройными, робкими. Он выбирал раненых, отринутых обществом, нелюбимых родителями, брошенных любовниками идеальных жертв, не способных сопротивляться в полную силу, разочарованных в жизни. Но последняя была особенной. Она так громко кричала, когда холодное лезвие ножа срезало с нее одежду вместе с кожей. Кровь и агония. Нестерпимая вонь и дикие взрывающие барабанные перепонки отчаянные обреченные вопли. Я стоял в углу, закрывая рот маленькой Шерри своей ладонью, и позволял смотреть, как мой отец убивает ее старшую сестру.