Алекс Д - Выжившая

– Гвен должна была тебя ознакомить с распорядком дня в Kanehousgarden. Квалифицированная прислуга работает так, что заметен только результат. Мы с Гвен ценим тишину и отсутствие лишней болтовни. Ты тоже привыкнешь.

– Не думаю, – с сомнением пожимает плечами Шерил. – Если это не запрещено, я бы не прочь поболтать с горничными.

– Не запрещено, – с загадочной улыбкой отвечаю я. – Но у тебя вряд ли получится.

– Почему? – обескураженно спрашивает Шерри.

– Весь обслуживающий персонал не говорит по-английски. Но если ты знаешь корейский язык… – я выразительно улыбаюсь, предвкушая ее изумление.

– А повар?

– Тоже, – киваю я. – И шофер.

– А как же вы отдаете указания?

– Переводчик гугл в помощь. Но с ним особо не поболтаешь, да? Как дела с рукописью, Шерил? – я резко меняю тему, и девушка заметно мрачнеет.

– С предоставленным материалом я справилась, но должна предупредить… Хотя вы наверняка знаете… – мисс Рэмси мнется, запинаясь и облизывая пересохшие губы, на которые я пытаюсь не смотреть. Уверен, что она делает это не специально, но все равно реагирую.

– Что, Шерил? Говори, – нетерпеливо подгоняю я.

– Из трех страниц текст был только на первой. Остальные пустые.

– То есть… совсем? – растерянно уточняю я. Шерри уверенно кивает.

– Абсолютно.

– Ладно, я разберусь, – задумчиво отвечаю, отворачиваясь от ее внимательного взгляда, и встаю из-за стола, давая понять, что вечерний кофе окончен.

– Устроите нагоняй автору? – Шерил пытается сгладить вновь возникшее напряжение шутливым тоном, а я отмечаю про себя, что девушка очень проницательна и тонко чувствует эмоциональный фон собеседника. Я еще не знаю, хорошо это или плохо. Стоит мне ограничить наше общение или… Стоп, Оливер, никаких или. Шерил Рэмси здесь не для того, чтобы развлекать меня разговорами и согревать постель. Почему, черт побери, ты вообще подумал о постели?

– Или автор – ты? – с улыбкой предполагает Шерил, составляя пустые кружки в раковину и включая воду. Я был готов к вопросу, но все равно растерялся. Нет ничего удивительного, что подобная мысль пришла ей в голову. Какие еще можно сделать выводы, учитывая все обстоятельства. Дом, в котором живут только двое, строгая конфиденциальность, анонимная рукопись, написанная от руки и передаваемая лично. – Вы можете не отвечать, Оливер. Я помню, что не имею права на подобные вопросы. Простите мне мое любопытство, – включив воду, Шерил оборачивается ко мне со смущенной улыбкой на губах. – Вечно я говорю что-то не то.

– Автор не я, Шерил, – я сейчас говорю правду, хотя должен солгать. Если рукопись выйдет в печать под моим именем, она решит, что я побоялся признаться из-за неуверенности в себе.

– Хорошо, – Шерил кивает, вытирая руки полотенцем, и мы снова замираем напротив друг друга в нерешительности.

– Ты помнишь, где твоя комната? Я могу проводить, – предлагаю я без всякого подтекста. Налицо конфликт с самим собой – так, кажется, она сказала? Возможно, Шерил и права. Потому что подтекст есть, и в ее присутствии я каждый раз говорю противоположное тому, что должен. Я не просто хочу проводить Шерил в спальню, я не прочь остаться…

– Не нужно, мистер Кейн. – Отрезвляет она меня официальным холодным тоном. – Я запомнила расположение своей комнаты.

– Отлично, – натянуто улыбаюсь я.

Карандаш неторопливо выводит одну букву за другой, складывая их в слова, слова в предложения, предложения в абзацы. Грифель царапает бумагу, поскрипывая от удовольствия, жадно поглощая пустое пространство, нашептывая, повторяя за мной то, что еще никто не слышал. Он в восхищении, как и я. Идеально ровные строки, ни единой погрешности, ни одной скомканной страницы. Я останавливаюсь, когда в мое убежище грубо вторгаются. Карандаш оскорбленно скрипит, не желая мириться с вопиющей наглостью. Петли на стальной решетке издают неприятный скрежет, напоминая, что Оливер снова забыл их смазать. Хлопок двери и быстро приближающиеся шаги за спиной. Мой брат на взводе. Это радует, сглаживает раздражение от вынужденного перерыва. Нет ничего приятнее бесполезной ярости Оливера и его бесплодных потуг установить контроль.

– Включи свет, – требует он. Несвойственный его трусливой натуре смелый тон режет слух. И не только мне. Дремлющая на краю стола Шерри приподнимает мордочку с навострившимися ушками, и я успокаиваю ее, ласково дотрагиваясь пальцами до пушистой холки. Животное расслабляется и закрывает глаза, доверяя уверенности, исходящей от моей руки.

– Нет, – отвечаю, почесывая кошку за ухом.

– Я тебя не вижу, – возмущается Оливер. Это должно как-то объяснить его требование? Повернув голову, смотрю на него через плечо. Взгляд гостя направлен в угол, где Оли обычно застает меня, когда приходит. – И Шерри тоже не вышла навстречу. С ней все в порядке?

– Ты мне скажи, Оли, – я бесшумно поднимаюсь из-за стола и поворачиваюсь лицом к вглядывающемуся в темноту брату. Уловив изменения в движении воздуха, он дергает головой в мою сторону. Не сразу, но находит меня. Вибрации его злости и страха становятся сильнее.

– Шерр-рри, – негромко зовет Оливер. Услышав свое имя, предательница отзывается и мяукает, мягко спрыгивая на пол. Лениво подходит к Оливеру, снисходительно ластится об его ноги. Тот накланяется и гладит ее, словно имеет на это право, словно Шерри принадлежит ему. Словно она не выбрала меня, когда у нее еще было право выбирать.

– Ты пришел за книгой? – не выдавая своего негодования, интересуюсь равнодушно, но Шерри не обмануть. Она всегда тонко чувствует мое настроение. Ускользнув от брата, виновато вьется вокруг меня и громко мурлычет. Я несильно отпихиваю ее ногой, и она подавленно затихает, скрывшись в моем углу и свернувшись там в клубок.

– Одну написанную страницу сложно назвать книгой, – резко отзывается Оливер. – Что за игры ты ведешь, Дилан?

– Я не умею играть. Но зато теперь я знаю, что Шерил Рэмси читала рукопись первой.

– Одну страницу, Дилан! Ты так и будешь каждый день выдавать по абзацу? Мы так не договаривались.

– Тебе нужно больше?

– Да.

– Мне тоже, Оли.

– Больше? Что ты имеешь в виду? – в его голосе настороженность. В моем – спокойствие и уверенность. Я подхожу ближе, питаясь его предсказуемыми и знакомыми до малейших оттенков эмоциями, шумно втягиваю воздух и, отступая на шаг назад, удовлетворено улыбаюсь.

– Она пахнет так же приторно-сладко, – медленно произношу я, пробуя на вкус полузабытые ароматы. – Корица и шоколад, карамель и мед. Даже когда ее кожа покрылась потом, грязью и кровью, эти запахи пробивались сквозь поры, отравляя воздух. Но со временем можно привыкнуть даже к тому, что отвратительно. И знаешь почему, Оливер? Самые отвратительные привычки вызывают в нас самую сильную зависимость. Я оставил две страницы не просто так.