Алекс Д - Выжившая

– Сдается, что вы все-таки пациентка Оливера, – вздохнув, делает вывод Маркус. – Не волнуйтесь, он обязательно поможет вам, – я скептически ухмыляюсь, отказываясь как-либо комментировать «утешающие» слова Маркуса.

Спокойная безмолвная тишина, еще неделю назад кажущаяся мне удручающей и нервирующей, сегодня воспринимается как настоящий дар небес. Я направляюсь в мамину спальню, пересилив желание сбросить мокрую одежду еще на пороге и отправиться прямиком в ванную, чтобы как следует отмокнуть и заодно оценить масштабы повреждений, оставленных острым металлическим пером психопата-психолога, предпочитающим выписывать рецепты на коже своих пациентов.

«Как думаешь, что страшнее – быть жертвой монстра или его отродьем?» всплывают в памяти слова Гвен.

«Его сыном» , – ответила бы я ей сейчас. Не врет молва, яблоко от яблони…

Интересно, а Гвен Оливер тоже «лечил»? Или это созависимость такая, возникающая между мучителем и жертвой. Своего рода стокгольмский синдром. Или приспособишься, или тебя убьют. Она же не настолько слепа, чтобы не понимать, что происходит, не осознавать масштабы опасности. Иначе откуда замок на двери спальни Гвен?

Только замки не помогут, если Дилан вырвется на свободу. Или Оливер поймет, что Гвен угрожает сохранению его иллюзий.

Она обречена. Сейчас мне даже жаль ее. Гвендолен бросалась на меня и откровенно ненавидела не потому, что я угрожала стабильности Оливера, Гвен боялась за себя. Она абсолютно зависима от него. Если родной брат потеряет контроль, она погибнет первой или продолжит прятать за ним трупы и хранить букеты в своей оранжерее. Они достойны друг друга. Воистину дети своего отца.

Мамина комната все еще хранит аромат духов Руби, в котором проскальзывают легкие сладковатые нотки гортензии. Почему я сразу не сопоставила эти факты, впервые заметив расставленные по всему дому Кейнов вазы с любимыми цветами моей сестры? И что бы изменилось, если бы сопоставила?

Я ложусь на кровать прямо в мокрой одежде, скидываю туфли и вытягиваю ноги. Кошмар никуда не исчез, не растворился, но мне давно не было так спокойно. Здесь, в родных стенах, я чувствую уверенность, безопасность, даже если она мнимая и шаткая. В глубине души я хочу верить, что Оливер Кейн оставит меня в покое, что не осмелится угрожать мне в городе, где так сильно «наследил» его отец. Как бы ни скрывал Кейн свое настоящее имя и не переписывал биографию, правда рано или поздно вскроется. Кто-то из жителей наверняка помнит его лицо.

Мне стоит всерьез подумать над обращением в полицию. Необходимо все взвесить, продумать, чтобы мои слова не звучали как бред. Если у Оливера Кейна действительно есть диплом психолога и разрешение на частную практику, он вполне способен выставить умалишенной меня. Когда нужно, Кейн весьма изворотлив, умен и последователен. По большому счету у меня нет никаких улик против Оливера. Я сама приехала в их дом, существует подписанный трудовой контракт, а Гвен подтвердит, что странно вела себя я, а не собственный брат. И Маркус тоже… Еще есть соглашение о неразглашении и риск схлопотать огромный штраф.

Для обращения в полицию одних слов и моих версий недостаточно, даже если они имеют под собой логическую основу. Порезы на спине могут принять за самоповреждения в состоянии острого психоза. Доктор Гилбер с радостью и энтузиазмом возьмется меня лечить. Она всегда лелеяла надежду, что этот день настанет, и мы окажемся в одном кабинете как врач и пациент.

Оливер обложил меня со всех сторон, перекрыл все выходы. Хитрый, очень хитрый ублюдок. Возможно, у него вовсе нет и никогда не было никакого психического расстройства. А я для него очередной эксперимент для его психодробительных игр. Он дотошно и тщательно все спланировал, заманил меня в Kanehousgarden, подговорил Гвен, планомерно сводил с ума, очень правдоподобно разыгрывая раздвоение личности.

Смысл? Я больше не задумываюсь о смысле. Если Кейн психопат, то мне точно никогда не понять, что им движет.

И есть еще пара моментов, не дающих покоя. Некоторые кусочки мозаики никак не хотят складываться, как бы я ни пыталась крутить их между собой.

Во-первых, если, как я подозреваю, Оли действительно помогал отцу заманивать и убивать несчастных девушек, то начал этим заниматься в детском возрасте. Первая жертва погибла за десять лет до пожара. У безумия нет возраста, но этот факт никак не укладывается у меня в голове, хотя Дилан и пытался убедить в том, что я убила Руби в свои семь.

Во-вторых, зачем он убил отца, поджег дом, скрыл все улики и отпустил меня? На этот вопрос тоже нет ни одного логического предположения. Пожалел? А потом спустя пятнадцать лет передумал и решил добить, от души поиздевавшись? Вряд ли.

В-третьих, Гвендолен Кейн и сам Оливер, точнее Дилан, утверждали, что любительница гортензий являлась обожаемой невестой Оливера, но я не думаю, что Руби скрыла бы от семьи, что собирается замуж за богатого перспективного парня… Если конечно его отец не был против. Возможно… Возможно, разгадка таится где-то в этой области.

И последнее, Гвен, Дилан и Оливер всем своим ненормальным трио упоминали, что Руби, если речь действительно о ней, бывала в Kanehousgarden, а это полный абсурд. Кейны переехали в свой чудовищный особняк уже после обнаружения останков моей сестры, других девушек и гибели Уолтера Хадсона. И здесь напрашивается романтично-безумный вариант, что Руби действительно была дорога Оливеру, вследствие чего ее смерть окончательно повредила его и без того больную голову.

Поставив жирную точку (при помощи стилоса) в зверствах своего отца на моей сестре, он открыл собственный счет жертв. Букеты с гортензиями – часть ритуала. Он приводил в дом девушку, называл своей невестой, дарил ей чертовы цветы, знакомил с Диланом, и тот благополучно убивал бедняжек, позволяя Оливеру снова и снова оплакивать потерянную любовь. Злодеяние и наказание. Мазохизм, базированный на садизме. Отчасти я была права, когда выдвигала подобную теорию.

Но все это версии, предположения, возможные сценарии случившегося, а как все происходило на самом деле известно только Руби, но она уже никому ничего не расскажет, и Оливеру Кейну, а он намеренно прячет истину в голове вымышленного близнеца. Не знаю, какой из него вышел психолог, но психопат он весьма неординарный, эксклюзивный экземпляр, не лишенной обаяния и сексуальности. Я почти поверила в его страдания и чувство вины, и подсознательное стремление докопаться до правды. Я почти поверила в то, что нас связывает нечто большее, чем неплохой секс и взаимное притяжение. Я почти влюбилась… Не в Оливера. Нет.