Алекс Д - Выжившая

– Умерла моя соседка, – прикусив щеку изнутри, отозвалась пациентка.

– Я знаю, – кивнул доктор. – Твоя мама звонила, предупреждала, что ты сильно огорчена этим печальным событием, и попросила внимательнее присмотреться к твоему состоянию.

– Со мной все в порядке, – непринужденно улыбнулась Руби Рэмси, ее пальцы коснулись кожи над широким браслетом часов, но заметив пристальный взгляд Уолтера Хадсона, проследивший за этим движением, резко одернула руку.

– Правда? – недоверчиво уточнил доктор. Девушка поспешно кивнула, подозревая, что мама проболталась не только о смерти Мэри. – Расскажешь мне, что случилось с псом скончавшейся миссис Блум? Его, кажется, звали Сэм?

– Да, – проговорила Руби, выдерживая препарирующий взгляд Хадсона. – Французский бульдог с крайней стадией ожирения. Он был очень старым, доктор, и с трудом передвигался.

– Дороти говорила, что ты обещала миссис Блум позаботиться о ее любимой собаке.

– Именно это я и сделала, – с застывшей улыбкой ответила Руби.

– Похоронив следующим утром после смерти хозяйки на газоне ее дома, – это снова был не вопрос, не упрек и даже не осуждение. Сухая констатация доложенных доктору фактов. Однако он знал не все, как и Дороти Рэмси. Люди часто делают ложные выводы, исходя из неточных данных, трактуемых так, как им бы того хотелось. И пока людям хочется видеть в Руби Рэмси нестабильную социопатку с маниакальными отклонениями, они будут видеть ее именно такой.

– Твоя мать очень встревожена случившимся, – нейтральным тоном произнес доктор.

– Напрасно. Тревожиться больше не о чем. Сэм в лучшем мире, как и миссис Блум.

– Ты не расскажешь мне, что с ним случилось?

– Нет.

– Очень жаль, – с фальшивым огорчением покачал головой доктор, царапнув что-то на очередном пустом листке своей страшной перьевой ручкой. На долю секунды Руби пожалела, что у нее нет такой же, чтобы…

– Да, я знаю, вы вынуждены будете занести этот факт в личное дело, – с елейной улыбкой ответила блондинка, избавляясь от навязчивой картинки, как вонзает острое перо в грязную глотку несносного доктора.

– Вот видишь, ты все понимаешь, Руби, – Хадсон вздохнул, не сводя с нее цепкого острого взгляда. Пока что ей оставалось только фантазировать о мучительной расправе над психиатром. На фантомном уровне она ощущала, как острый наконечник жалит исключительно ее болевые точки, а нарцистичный докторишка кайфует, наблюдая за бесплодными кривляньями подопечной.

– Я отлично понимаю, что заключения о моей полной дееспособности мне не видать, как и зачисления в университет. Поэтому не вижу смысла притворяться, что ваши сеансы приносят какую-либо пользу.

– Ты забываешь, что Дороти Рэмси в данный момент является твоим попечителем. И от наших совместных решений зависит, как и где ты будешь проходить лечение, – бесстрастно напомнил Уолтер Хадсон.

– Чтобы упечь меня в психушку, доктор, похороненного во дворе Мэри Блум пса недостаточно, – парировала девушка.

– Дороти сообщила, что ты завела кошку, – сукин сын выложил на стол очередной козырь. – Она беспокоится, что несчастное животное скоро составит компанию Сэму.

– По-моему, у моей матери маниакальные идеи, – сквозь зубы процедила она, заправляя за ухо выбившийся локон, пальцы снова потянулись к наручным часам, и на этот раз остановиться не получилось. – Я думаю, что это связано с грядущим разводом. Мама не говорила вам, что Бен ушел к другой женщине?

– Ты называешь отца по имени? – осведомился Хадсон, пытливо изучая скованное напряжением лицо пациентки.

– Он называет меня шлюхой, – выплюнула девушка, расчесывая покрасневшую кожу. – Так что быть Беном лучше, чем козлом.

– Ты злишься на него? – участливо спросил доктор. Руби стоило титанических усилий, чтобы не рассмеяться ему в лицо.

– Нет, доктор. Только на вас.

– На меня? – он вполне достоверно удивился. Вполне, но недостаточно, чтобы поверить. – Я всего лишь пытаюсь помочь.

– Куда делась рамка с фотографией вашего сына, доктор Хадсон? – Руби выразительным взглядом окинула пустующее место на столешнице из массива темного дуба. Внутри ее колотило от бешенства и злости, настойчиво требовавших выхода.

– А причем тут мой сын? – безразлично поинтересовался доктор. И эта его непробиваемая самоуверенность окончательно добила девушку.

– Несколько дней назад Оливер предложил мне выйти за него замуж, – триумфально заявила Руби, вызывающе глядя на недрогнувшего Уолтера Хадсона. Врач невозмутимо откинулся на спинку кресла и выжидающе уставился на пациентку, крутя в длинных пальцах свой опасный аксессуар. – Интересно, а я имею право заключить брак без одобрения моего попечителя? И почему мне кажется, что мама не откажется от столь выгодного для нашей семьи союза. Или против будете вы, доктор Хадсон? – Руби скривила губы в циничной усмешке. Ублюдок даже бровью не повел, делая вид, что крайне заинтересован эмоциональным монологом своей пациентки. – Как думаете, мне стоит честно признаться перед свадьбой жениху о неприятном инциденте, не так давно случившемся в этом кабинете?

– С чего ты взяла, что он тебе поверит, Руби? – бесстрастно поинтересовался доктор тем же тоном, что минуту назад спрашивал, что случилось с соседским бульдогом. – Вдруг ты станешь ему противна, если Оливер узнает, что его невеста психически больная, склонная к разного рода зависимостям, суицидальным наклонностям, нимфомании, проявлениям жестокости и агрессии?

– А вы не думаете, что именно эти чудесные качества его во мне и привлекают? – ощетинилась Руби.

Разумеется, на самом деле таких мыслей не было. Оливер Хадсон увлечен совершенно другой девушкой, к коей она, Руби Рэмси, не имеет никакого отношения. Молодой человек влюблен в образ, искусно созданный ею… Зачем? Она и сама не могла подобрать объективный ответ на этот вопрос. Руби многие поступки совершала спонтанно, поддавшись импульсу и внезапно проснувшемуся интересу. Она испытывала этот мир, а мир испытывал ее.

Однако Руби знала наверняка и со стопроцентной уверенностью, что все, кто считают ее чудовищем, абсолютно правы.

– Я так понимаю, вся твоя обличительная тирада имеет под собой определенную цель, – вкрадчиво заметил проницательный доктор Хадсон. – Ты хочешь предложить мне сделку? Заметь, я не упоминаю слово шантаж, хотя оно подходит больше.

– Так боитесь увидеть рядом со своим чистеньким сыночком озабоченную психопатку вроде меня? – насмешливо прошипела девушка, кожа на запястьях зудела все сильнее, оставленные на ней царапки начали кровоточить.

– Да, Руби. Чистота очень важна для меня и для Оливера, – спокойным тоном подтвердил доктор. Руби ухмыльнулась, вспомнив, что пять дней назад, когда Оливер трахал ее в заброшенной мануфактуре среди мышиного дерьма, окурков и мусора, его меньше всего заботило отсутствие санитарных условий. – Поэтому не стоит обольщаться и надеяться на то, что отмыв лицо и надев приличное платье, ты сможешь долго держать моего сына в заблуждении, – закончил Хадсон. Лицемерный козел. И его рафинированный гламурный сынок такой же.