Сэнди Джонс - Другая женщина

И вот она стояла прямо передо мной, словно чего-то ожидая. Но я, честное слово, не знала, что сказать. Внутри у меня все бурлило от ярости. Но когда я посмотрела на нее, по-настоящему посмотрела на нее, гнев уступил место смущению. Белки у нее пожелтели, распухшая кожа, гладкая и неприятно лоснящаяся, обтянула ее скулы. Да, я знала, что она способна на все. Но это?

– Памела. – Больше я ничего не сумела из себя выдавить.

– Не называй меня так, пожалуйста, – проговорила она тихо. – Ты же знаешь, мне это не очень нравится.

– Слушайте, если вы снова за свое, я не собираюсь…

– Нет-нет. Мне нужно сказать тебе одну вещь.

– Что бы это ни было, меня это совершенно не интересует. Не осталось ничего, что вы могли бы сказать или сделать и что меня бы удивило. Вы здесь, потому что вам полагается тут быть, вы ведь мать Адама. Но даже не воображайте, будто тут… есть что-то еще. Можете видеться с Поппи, когда Адам сочтет нужным привезти ее к вам. Но, честно говоря, наши с вами отношения теперь только этим и ограничиваются.

Она провела рукой по безволосому черепу и слабо, просительно улыбнулась.

– Прости меня, – произнесла она. – Мне очень жаль. Правда.

Не знаю, каких слов я от нее ожидала, но в этом списке не значилось «прости». Особенно если учесть, что в пределах слышимости больше никого не было. Она опустила взгляд, словно от стыда, но все это я видела уже тысячу раз. Она использовала этот трюк, когда ее загоняли в угол и вот-вот могли изобличить. Прежде меня тоже обманывал этот спектакль «Маленькая мисс Наивность». Но это было давно. Больше ей меня не провести.

– У меня действительно нет на все это времени, – заметила я. – Сегодня крестины моей дочери. И у меня тут полный зал гостей, все они – более достойные люди, чем вы. Я хочу с ними поговорить и вообще побыть с ними. Я не намерена стоять тут и тратить на вас свое время.

Произнося это, я пыталась не смотреть на нее, потому что ее вид сбивал меня с толку, вызывал чувство вины.

– Я это понимаю, – проговорила она. – И я тебя не виню. Но я просто хочу, чтобы ты знала: мне правда очень жаль. Я никогда не собиралась поступать с тобой так, как поступала. Я знаю, ты никогда меня не простишь, но мне уже недолго осталось, и я думала хотя бы попытаться перед тобой извиниться, пока еще есть время. Прошу тебя.

Она протянула мне руку, и я попятилась, но она все продолжала двигаться вперед, буквально обрушиваясь на меня.

На какое-то мгновение все вокруг нас притихли – и тут же внезапно ринулись к ней, чтобы подхватить, прежде чем она упадет на пол. Если бы эту сцену сняли на камеру и показали в замедленном режиме, было бы хорошо видно, как я, воздев руки, отступаю назад. Я была единственным человеком, который мог смягчить это падение. Но пока все двигались к ней (они бы все равно не успели), я отходила назад.

Раздалось общее «ах», когда она стукнулась о недружелюбно твердый деревянный пол.

– Мама! – взывал к ней Джеймс.

– Памми! – кричали все остальные.

– Какого?.. – рычал Адам, устремляясь к ней и падая на колени. – Черт возьми, что случилось? – Он повернулся ко мне, ожидая ответа, но я только пожала плечами. – Ну да, зачем я тебя-то спрашиваю?

Я услышала, как собравшаяся толпа хором делает резкий вдох.

– Хватит, – бросил Джеймс. – Мама…

– Все в порядке, – выговорила она. Ей помогли принять сидячее положение. – Просто оступилась. Все нормально.

Она снова это проделала.

Я стала прокладывать себе путь через всю эту кучу народу, пытаясь найти Поппи: в последний раз я ее видела на руках у моей мамы.

– Я хочу уехать, – заявила я, добравшись до мамы.

– Господи, что там случилось? – спросила она. – Не могла же она нарочно это устроить, правда?

Я только помотала головой. Теперь я не знала, что и думать.

– Вы с папой не подбросите меня домой? – спросила я.

Папа посмотрел на часы.

– В любом случае время уже позднее, – проговорил он, словно нуждался в каком-то оправдании. – Сейчас подгоню машину.

Собрав подарки, которые принесли Поппи, я потихоньку попрощалась с Пиппой и с моей тетей Бет. Они единственные из тех, кто тут еще оставался, были мне небезразличны. Прочая публика состояла из регбийных приятелей Адама и некоторых его коллег. Никто из них наверняка не обратил внимания, что я тут побывала, не говоря уж о том, что я уехала.

– Ты как, в порядке? – спросила Пиппа, пока я поспешно все закругляла. – Хочешь, я с тобой поеду?

Я покачала головой:

– Просто хочу оказаться дома и напялить пижаму.

И это была чистая правда.

Она улыбнулась:

– Мне знакомо это ощущение. Утром позвоню.

Я поцеловала ее и вынырнула наружу.

Мама настаивала на том, чтобы зайти вместе со мной в квартиру и помочь мне как следует устроиться на ночь.

– Мне двадцать семь лет, – невесело рассмеялась я.

– Тебе никогда не будет слишком много лет, чтобы твоя мама перестала за тебя волноваться, – заметила она. – Ты уверена, что все будет нормально?

Я кивнула:

– Вряд ли Адам надолго задержится. Бар закроется где-то через час.

– Что бы там ни происходило, не позволяй, пожалуйста, чтобы это действовало тебе на нервы, – проговорила она, целуя меня в лоб. – Ты отлично справляешься, и мы тобой очень гордимся.

У меня выступили слезы, когда я ее обняла. И потом я помахала им обоим на прощание. Мне очень не хотелось с ними расставаться.

Видимо, я свалилась на диван и отрубилась, потому что следующим моим воспоминанием стали громкие удары во входную дверь. Несколько мгновений я совершенно ничего не могла сообразить и решила, что еще сплю. Я расслышала далекий писк пришедшей эсэмэски, но не представляла себе, который сейчас час и даже какой сегодня день. Я не знала, на что мне отвечать сначала – на сообщение или на стук в дверь. Тут я вспомнила про Поппи. Может, пора ее будить? Я ее хоть покормила, прежде чем уложить?

Я слишком быстро поднялась – и тут же свалилась обратно. Голова у меня закружилась, вокруг все поплыло. Я стиснула голову ладонями, заставляя ее побыстрее составить вместе все эти куски пазла: казалось, она это делает очень медленно. Внизу продолжали колотить в дверь. Эсэмэски по-прежнему требовали моего внимания: похоже, пришла уже не одна. Я заглянула в детскую, увидела, что Поппи крепко спит. Так, ставим галочку. Оказывается, всего-навсего полночь, с какими-то минутами. Еще галочка. Адам так пока и не вернулся. Галочка… Какого черта, где его носит? Я оставила его там три часа назад. Я нашарила телефон под диванными подушками и попыталась сосредоточить взгляд на посланиях, заполнявших экран. Пролистала список пропущенных звонков, голосовых сообщений, эсэмэсок. Памми, Адам, Джеймс, Памми, Адам, Джеймс.