Олег Рой - Оправдание невиновных

Маленький Витя погиб всего три года назад, но кассета была почему-то старая, пленочная — плоская поцарапанная коробочка в ладонь величиной. Арина пошарила в ящиках стола, но, разумеется, образцов древней звукозаписывающей техники там не обнаружилось. Пришлось клянчить в канцелярии — у запасливой Евы даже старый видеомагнитофон где-то хранился, не то что такая мелочь как кассетный плеер.

В деле, разумеется, имелась и печатная версия допроса «злодея», но Арине хотелось послушать оригинал: вздохи, паузы, интонации.

— В каких отношениях вы состоите с Софьей Кащеевой? — голос следователя, практически лишенный этих самых интонаций, источал равнодушие.

— Чего это сразу в отношениях? Ну… в гости она ко мне заходила. Иногда.

— Вы знаете, что вам инкриминируется?

— Что мне ни… кри… чего? — слово «инкриминируется» Гулявкин не только не понял, но даже выговорить не сумел.

Следователь «перевел» свой вопрос:

— Вы понимаете, по какому поводу вас допрашивают?

— Чего ж не понимать. Малец Сонькин… ну… — забубнил Гулявкин. — Это… помер типа… только я ж ничего не видел, в отключке валялся.

— Расскажите, как все случилось?

— Чего расскажите, чего случилось, не знаю ничего, я ничего не делал!

— Вот по порядку и расскажите про это «ничего».

Однако, подумала Арина, может, не настолько уж этот Скачко и тупица. Тактика «мне на тебя плевать» на не блистающего умом допрашиваемого действовала вполне даже неплохо. Отпирался-то он отпирался, но рассказывал вполне охотно, правда, не особенно внятно:

— Ну… Сонька с мелким зашла, ну выпили, потом еще, потом я не помню…

— Не помните, значит? И как мальчика ударили, тоже не помните?

— Да не бил я его! Чего вы одно и то же талдычите?

— Так вы же говорите — не помню. А что не били — помните? — голос, вопреки смыслу вопроса, отнюдь не стал вкрадчивым, оставаясь столь же равнодушным.

— Чего это мне его бить? — голос допрашиваемого стал сердитым и почему-то растерянным.

— То есть вы не уверены?

— Да уверен я! Не бил! — теперь от растерянности не осталось и следа. Впрочем, подумала Арина, демонстрируемая Гулявкиным уверенность, похоже, вызвана больше злостью, нежели реальными воспоминаниями.

— Ну, может, не били, может, оттолкнули… — голос следователя звучал теперь устало и почти безжизненно, как будто вопросы он задавал чисто механически.

Арина даже посочувствовала Скачко: будешь тут усталым, когда ответы — как под копирку:

— Чего мне его толкать? Он там в углу игрался себе тихонечко…

— …пока вы с его мамашей развлекались, — голос Скачко несколько оживился. — Не стыдно, Гулявкин?

— А че стыдно-то? Мы ж ничего такого… Ну выпивали просто.

— Просто, — повторил следователь, скептически хмыкнув. — Вы просто выпивали, а мальчик сам по себе насмерть убился. Так по-вашему выходит?

— Да не помню я! Ну выпили, я к Соньке было… ну… это…того… полез, значит, а она — буркнула чего-то, типа «отвали» и спать бряк. Чего мне с нее, с сонной? Она ж как бревно была. Ну я это… допил, чего там еще оставалось и тоже отключился. Там, в уголке.

— В каком уголке? На диване, рядышком с Софьей Кащеевой?

— Да прям! Она развалилась, что не сдвинешь. Я там, под вешалкой, там матрас лежит, мало ли, на всякий случай.

— Значит, на матрасике в уголке? — ехидно уточнил следователь. — Где был в это время мальчик?

— А я помню что ли? Так и игрался там, наверное. А после Сонькин муж приперся, меня шандарахнул, тут уж я напрочь вырубился.

— Зачем же он вас, как вы утверждаете, шандарахнул, если вы в уголке на матрасике спали себе?

— Ты че, гражданин следователь, думаешь, сочиняю я, что ли? А откуда у меня тогда синячище? Вон, еще видно даже…

— Ну мало ли откуда у вас синяк. Зачем Кащееву вас бить?

— Так разозлился, небось, что Сонька у меня.

— Вы ж говорите, она на диване, а вы совсем в другом углу устроились.

— А стаканы? А пузырь пустой на столе? Он знаете как бесился, если Сонька себе позволяла?

— И вы, зная об этом, все-таки ей наливали?

— Я, что ли, должен за ее поведением следить? Чего мне, гнать ее, что ли, надо было? Да ладно, может, раз или два всего и было. Ну или три. Зашла, чего ж не налить. Я ж не алкаш какой-нибудь в одиночку водку трескать.

Арина выключила плеер. Запись допроса «Сонькиного хахаля» ее утомила. Я не я и лошадь не моя до бесконечности. То ли этот Гулявкин такой уж тупой, что даже придумать защиту от обвинений толком не способен, то ли… то ли впрямь до него не доходит, что обвиняют его — всерьез. Мысль была диковатая, но и впечатление запись допроса оставляла… странное. Как будто Гулявкин говорил… искренне. Он что, в самом деле не помнит, что случилось в его доме?

На Аринину просьбу проводить ее в «тот самый» дом Денис откликнулся моментально и охотно. Но едва они зашли на участок, даже на крыльцо еще подняться не успели, как их остановил суровый окрик:

— Чего это вы тут шастаете? Обжиматься негде? Еще не хватало пожар устроите! Ну-ка пошли отсюда! Сейчас милицию вызову!

Возле разделяющего участки шаткого заборчика стояла женщина. Даже скорее дама — стройная, элегантная, средних лет. Надо же, подумалось Арине, такая по виду интеллигентная и так орет. Хотя чего удивительного. Как еще остановить подозрительную парочку с подозрительными же намерениями?

— Не надо вызывать, — примирительно улыбнулась она. — Милиция, в смысле полиция уже тут. То есть не совсем полиция — следственный комитет. Устроит?

Дама не нашлась, что ответить, но, пока Арина с Денисом пробирались к ней между сугробами, сохраняла на лице все то же гневно подозрительное выражение, исчезнувшее лишь когда Арина продемонстрировала служебное удостоверение:

— Можно с вами поговорить?

Дама взглянула на Арину, потом опять в удостоверение и опять на Арину — точно в растерянности:

— Да можно, только… я не знаю ничего. Я тут и не живу ведь. У меня квартира в седьмом микрорайоне, а сюда, может, раз в месяц приезжаю, ну проверить, посмотреть, все ли в порядке. Ну… — она пожала плечами. — Спрашивайте, конечно, только…

Записав для порядка данные — дама предъявила водительские права на имя Елизаветы Григорьевны Лещенко — Арина приступила к расспросам, не слишком, впрочем, надеясь на результат.

— Тут мальчик погиб года три назад, вы помните?

— Да что вы говорите? — ахнула та. — Я и не знала.

Удивление было, похоже, искренним, то есть дама ничего не знала о случившемся в соседнем доме, но Арина предприняла еще одну попытку:

— Но все-таки, может, вы что-то видели или слышали?

— Да говорю же — я тут бываю раз, ну, может, два в месяц.

— Тогда просто расскажите про соседний дом. Что-то же вы наверняка помните?