Олег Рой - Дважды два выстрела

Арина начала злиться — что они, в самом-то деле, себе позволяют? Она следователь или кто?

— Значит, так, — она откашлялась — пожестче, чтоб «там» услышали. — Через два дня, вы сказали. Хорошо. И если через два дня вы опять начнете рассказывать ту же сказку про белого бычка, я приду с судебным постановлением. Вы этого добиваетесь?

— Вы угрожаете? — голос в трубке, кажется, дрогнул.

— Вовсе нет. Информирую. А сейчас мне нужно задать Аннетте Игоревне еще один вопрос. Да, мы совсем недавно беседовали, но, представьте себе, во время следствия так бывает.

Суровая помощница заколебалась:

— Один вопрос?

— Пока один. А понадобится — десять. Это мне решать.

Ох, подумала Арина, рискованно — давить на этих господ. Сейчас как кинутся в прокуратуру звонить, а те, соответственно, Пахомову: уйми своих следователей, люди жалуются. Но, может, и обойдется. Сегодня пятница, в выходные никто никого дергать не будет. И если все, что она себе надумала, провернуть быстро, то, не исключено, до жалоб на самодурство следователя Вершиной так и не дойдет.

Вскоре в трубке раздался голос Аннетты Игоревны:

— Слушаю вас.

— Аннетта Игоревна, простите за беспокойство, у меня к вам один вопрос. Скажите, вы девочек в детстве наказывали?

— Да как вы смеете? — возмущение точно выплеснулось из трубки, даже уху горячо стало. — Вы думаете, мы дикари какие-то?

— Почему — дикари? — удивилась Арина. — Я же не обвиняю вас в каких-нибудь жестокостях, в рукоприкладстве и всяком таком. Любого ребенка время от времени наказывать приходится — ну там без сладкого оставить или гулять не пустить.

— Это не наказание, — сухо возразила моментально успокоившаяся Аннетта Игоревна, — это способ коррекционного психологического воздействия. Для более гармоничного формирования развивающейся личности. У вас, разумеется, своих детей еще нет? — и без пауз, не нуждаясь в подтверждении своего предположения, продолжала. — Ребенок должен не просто понять — почувствовать, что неправильное поведение влечет за собой некие неудобства. Все требует коррекции, тем более дети.

Да чтоб тебя, мысленно ругнулась Арина. Но вслух мягко поддержала:

— Вот и я о том же. Так я спрашивала, какие именно… неудобства… то есть, простите, «способы психологического воздействия, направленные на гармоничное формирование» были приняты в вашей семье?

— Ну… иногда лишение десерта. Отказ в каких-то развлечениях или подарках.

— В угол не ставили?

— Ну что вы! Это совершенно нефизиологично, поэтому недопустимо. Да, телесно ориентированные методики весьма эффективны, это не секрет, собственно, они едва ли не самые эффективные. Но, разумеется, воздействие должно быть не только эффективным, но и полезным. Тем более физическое воздействие.

На мгновение Арина смешалась: вопрос о наказаниях госпожу Бриар возмутил, стояние в углу она назвала недопустимым… про шлепки и прочее в этом духе и спрашивать-то страшно — как бы трубку не бросила. Вложив в голос максимум наивности — ничего, мол, в этом не понимаю, если что, прошу извинить — она осторожно попросила:

— А можно пример воздействий — чтоб и эффективно, и полезно?

— Вот, скажем, йоговские упражнения, — довольно доброжелательно сообщила Аннетта Игоревна. — Если ребенку приходится некоторое время сохранять заданную ему позу, это и для здоровья полезно, и внутреннюю гармонию настраивает.

— Например, на одной ноге постоять? — не удержалась Арина.

Госпожа Бриар, к счастью, язвительности в вопросе не услышала.

— Вы про позу «дерево»? Да, прекрасное упражнение, учит концентрации, улучшает осанку, вырабатывает привычку к контролю.

Арина перевела дух — ей казалось, что она не по телефону разговаривает, а по лестнице бегом на тридцатый этаж поднимается. Или эти самые «полезные упражнения» выполняет.

— А кого из девочек приходилось нак… простите, подвергать коррекции чаще?

— Неужели вы думаете, мы это подсчитывали? — презрительно заявила Аннетта Игоревна.

— Вовсе нет, — Арина чувствовала, что совсем вытравить из голоса сарказм не получается, ну, авось пронесет. — Я думаю, вы это и без подсчетов знаете. Николь, да?

— Ну… может быть… в некоторой степени, — неохотно подтвердила госпожа Бриар. — С ней было… трудно. Она… она иногда как будто назло делала: знает, что нельзя, и именно поэтому… Но я не понимаю, какое это имеет отношение к…

— Ничего страшного, — перебила Арина, торопясь завершить беседу. — Может, и не имеет. И даже скорее всего. Спасибо за содействие.

Отключившись, она еще некоторое время разглядывала телефонную трубку — как будто удивляясь. Надо же, как некоторые люди интересно рассуждают. И еще интереснее действуют. Йога в качестве меры воспитательного… как она там выражалась? воспитательной коррекции? И, очень может быть, после того самого «похищения» тоже имели место быть сеансы этой самой воспитательной коррекции.

Это, впрочем, подтверждало версию о том, что Николь тогда просто сбежала. История (пусть даже в Ликином пересказе) про похитителя, который заставлял ее стоять на одной ножке — это ведь не может быть совпадением? Не бывает таких совпадений. Значит, это правда. Если, конечно, забыть про похитителя.

Отбрасывая навязчивые мысли, Аннетта Игоревна мотнула головой — слишком резко. Не ожидавшая этого парикмахерша не успела за ее движением, потянула за волосы, испугалась, забормотала, залепетала сбивчивые глупые извинения.

Еще бы ей не пугаться! За визиты — парикмахерши, стилисты, маникюрши и прочие визажисты с портнихами, естественно, посещали ее на дому — Аннета Игоревна платила по-королевски. Она никогда не гналась за специалистами первого десятка, те больно уж капризны, как будто это они тебе одолжение делают, а не наоборот, забывают, что они — всего лишь обслуга. Тем более, что пребывание в пресловутом «топе» вовсе не означает заоблачных вершин мастерства, мастерства у них в лучшем случае столько же, сколько у остальных, просто пиар погромче, отсюда известность и задранные носы. Менее известные и популярные спецы могут демонстрировать не меньшее мастерство, но при этом не склонны им кичиться. Они уважают свой профессионализм, но вполне отчетливо понимают свое место. Обслуживающий персонал может — и должен — быть высокопрофессиональным, но нельзя и забывать, что обслуга — это обслуга. Разумеется, Аннетта Игоревна никогда «персоналу» не хамила: это дурновкусие — грубить тем, кто ниже — обращалась с обслугой вежливо, даже отчасти дружелюбно — ровно настолько, чтобы не доходить до панибратства. В болтовне на равных с горничной или маникюршей дурновкусия не меньше, чем в кичливом хамстве, каковое позволяют себе лишь нувориши. Ровная, слегка тепловатая вежливость — вот идеальный тон в обращении с теми, кому ты платишь. Так что ничего удивительного, что каждый из тех, кто ее обслуживал, боялся потерять свое — такое выгодное и вместе с тем комфортное — место. Конечно, девчонка испугалась. Милостиво ее успокоив, Аннетта Игоревна откинулась в кресле, чтобы та могла закончить работу. «Девчонке» было хорошо за пятьдесят, но это, разумеется, не имело никакого значения. Так же, как и сама парикмахерша… как ее? Галочка, что ли? Или Валечка?