Олег Рой - Дважды два выстрела

— А сама молчит, как рыба об лед.

— Может, покрывает кого-то?

— Может. Или смертельно боится…

— Ну… или так, — согласился Зверев. — Хотя первое вероятнее. Чего бояться-то? Типа «если укажешь на меня — убью»? Зачем убивать, если бы информация уже ушла? Ферштейн?

— Ферштейн, — уныло согласилась Арина.

Ей с самого начала категорически не нравился «посттравматический ступор», в который якобы впала оставшаяся в живых сестра. Невыносимая боль утраты? Но они не были так уж близки. Значит, остается действительно — либо страх, либо попытка кого-то защитить.

Но чтобы понять, кого девушка боится или кого защищает, сперва нужно понять, кто она есть. Потому что если она защищает, к примеру, возлюбленного, то не один же у них на двоих возлюбленный! Или, скажем, Аннетта Игоревна. Невозможно представить, чтобы ее защищала Николь. А вот Софи — очень даже запросто. Даже если, отбросив на время исчезнувение орудия убийства, предположить, что убийца — та самая сестра, что сейчас «в ступоре», это ничего не говорит о том — кто она.

Замкнутый круг получается.

Или не такой уж он и замкнутый?

Почту Арина открывала, старательно воззрившись в дальний угол потолка — чтоб не сглазить. Это было глупо, но сработало же! Список приобретателей картин Софи Аристарх Петрович все-таки прислал! Так, поглядим, кто у нас тут в пределах досягаемости? Зарубежных сразу отметаем, до Варшавы, Лондона и Дрездена далековато, не дотянешься. Тем более до — ух ты! — Бостона, Майами и Ричмонда. Ну да, американцы, говорят, любят новые имена. Но нам бы земляков, чтоб лично можно было встретиться. Земляков среди трех десятков российских коллекционеров «волшебных миров» обнаружилось аж семь человек.

Вздохнув, Арина придвинула к себе телефон.

Досягаемость господ коллекционеров оказалась относительной. Двое сбежали от подступающей зимы в более теплые края. Еще один номер хранил гробовое молчание — точнее, накатывал в ухо бесконечные длинные гудки. Еще у двоих ее скромная, в сущности, просьба вызвала приступ переходящего в ярость раздражения: какой еще следователь? не имеете права вторгаться в частную жизнь! Приходите с ордером!

С ордером! Как мило. Арине и самой нравились переводные детективы — и книжные, и киношные, английские, французские, американские, норвежские даже — но не до такой же степени, чтобы переносить «те» реалии на отечественную почву. Господи! Уж сколько раз твердили миру, что нет у нас никаких «ордеров». Есть постановления суда — на обыск и все остальное — а иногда, при срочности, бывает и без постановления, лишь бы его потом вовремя оформили. Твердили, твердили, а все не впрок. Вот вам опять — «с ордером приходите».

Идти в суд за постановлением на осмотр чьих-то художественных коллекций — с туманным, как ни крути, обоснованием — Арина разумеется, не собиралась.

К счастью, два телефона все-таки отозвались. По одному равнодушно ответили: «Ну приезжайте, если надо, только поближе к вечеру и не очень долго». По второму звонок Арины восприняли так, словно напрашивающийся на визит следователь — гость не то что обычный, а прямо-таки желанный.

Ну и на том спасибо. Двоих картиновладельцев должно было хватить. Если повезет. На что Арина очень надеялась.

Гостеприимный коллекционер оказался дамой. В списке-то покупателем трех картин Софи Бриар числился некий господин Донченко, и по телефону отвечал сочный баритон, но Арину встретила особа явно женского пола. Даже не дама — синьора: эдакая классическая итальянская мать семейства. Пышноволосая (с редко-реденькими сединками в жгучей тьме буйной шевелюры), темноглазая, поражающая персиково-смуглым румянцем и необъятным бюстом.

Впрочем, необъятным в хозяйке было все: от габаритов до гостеприимства:

— Проходите, деточка, — прогудела она дружелюбным басом (тем самым, что по телефону Арина приняла за мужской баритон), даже не взглянув на удостоверение и тут же начав потчевать гостью всем подряд: чаем, кофе, коньяком, текилой, компотом, борщом, сырниками, котлетами… в общем, чего душа пожелает.

Аринина же душа желала лишь одного — лицезреть и, если позволят, пофотографировать имеющиеся в распоряжении семьи господ Донченко картины Софи Бриар.

Отщелкав с каждой картины по десятку кадров — с максимальным увеличением — и потратив еще минут двадцать на «нет, спасибо, ни чая, ни мохито, ни пирогов, ничего не нужно», ей удалось наконец вырваться из хлебосольных объятий хозяйки.

Последний из коллекционеров, к счастью, таким избытком гостеприимства не отличался. Массивный, даже грузный, с пухлыми, несколько обвисшими щеками и тремя подбородками, завернувшийся в обширный махровый халат, господин Колесников походил на кого угодно, только не на коллекционера живописи. Буркнув нечто невнятное вместо приветствия, он проводил гостью в обширную, но довольно унылую, в коричневых тонах комнату и махнул направо — там, среди разнообразных пейзажей, натюрмортов и жанровых сценок Арина сразу увидела два характерно ярких «окна». Да, стиль Софи Бриар вряд ли можно было с чем-то перепутать.

Торопливо отщелкав еще два десятка кадров, Арина начала было благодарить, но хозяин и слушать не стал — мотнул головой в сторону выхода и почти вытолкал ее из квартиры.

Впрочем, дружелюбный или нет, думала Арина, размашисто шагая по бледному, точно выцветшему, асфальту, но в дом-то пустил и фотографировать разрешил, чего же больше-то?

Лерыч, увидев Арину, сморщился, словно лимон откусил:

— Вершина! Ты чего это? Смерти моей, что ли, хочешь? Я на тебя одну, что ли, работать должен?

— Ну Лерыч! — взмолилась она. — Ну солнышко, ну пожалуйста! Просто погляди, я уверена, что хоть сколько-то отпечатков там есть. Ну и там, где есть, попробуем изъять уже как положено, только все равно же фотографировать придется, так какая разница?

— Отпечатки? — фыркнул Зверев. — На картинах-то? Да чтоб еще и на фото отобразились? Прямо так, без дополнительной обработки, без ничего? Разве что любители искусства перед тем тортики жирные обеими руками кушали. Или шашлык-машлык. Что вряд ли. Не, Лерыч у вас, конечно, большой мастер, практически чудодей и маг в одном флаконе, но надо ж и границы знать. Кролика из шляпы нам доставать не привыкать, но чтоб шляпу из кролика — это, по-моему, уже чересчур. А, Вершина? У тебя же фото, а не сами картины. Как я должен что-то искать, если даже контрастное опыление сделать нельзя? Значит, надежда только на видимые отпечатки, правильно? Нет, я посмотрю, конечно, но, знаешь ли, красочный слой не особенно хорош для…

— Да знаю я про идеальные и неидеальные поверхности, И уж тем более понимаю, что работать с фото, а не с объектом это из области чудес, — перебила Арина. — Я ж не про то! Ну, Лерыч! Художник, когда рисует… вполне ведь может полотна коснуться… когда краска влажная еще… тут правда, не масло, а акрил, но…